Владимир Диброва: «…здесь — все сумасшедшие, и под тонким слоем правил находятся залежи нонсенса…»

Владимир Диброва - первый заведующий кафедрой английского языка Национального университета «Киево-Могилянская академия», а сегодня - профессор Украинского научного института при Гарвардском университете. Проза В.Дибровы переведена на немецкий, польский, венгерский, шотландский, английский языки. В 1996 году в американском издательстве North Western University Press вышел однотомник его прозы Peltse and Pentameron. В 2012 году в Киеве увидел свет новый сборник рассказов В.Дибровы «Чайні замальовки» («Пульсари»).

Его неореалистическая проза углублена в психологизм и историзм. Это - своеобразный имагологический проект, художественное видение Украины переходного периода 1990-х - то трагикомическое, то гротесковое, то ироническое... В произведениях В.Дибровы чувствуется авторский пульс, авторская эмоция, а не только холодная аналитичность, раскрывающая типологию украинского абсурда.

Об Украине той и сегодняшней, о литературе и науке - разговор с Владимиром Дибровой.

- Владимир Георгиевич, часто герои ваших историй - это люди с травмированной психикой, этакие маленькие чеховские реинкарнации переходного периода. Они пережили время советского абсурда и не могут от него опомниться. По вашему мнению, преодолен ли уже в украинском обществе вирус совковости?

- Наверное, нет такого автора, который, сталкиваясь с оценкой своего творчества критиками и читателями, узнал бы себя. («Я декадент? - удивлялся когда-то Иван Франко, читая рецензию на свой сборник «Зів’яле листя». - Се новина для мене».) Но у автора нет над этим контроля и он не должен его иметь. Задача писателя - создать совершенную вещь и довести ее до печати. А дальше она живет своей жизнью.

Но ваш вопрос, кажется, выходит за узколитературные рамки и касается наших политических и социальных реалий. Слово «абсурд», которое у нас очень часто употребляют для характеристики того, что с нами происходит, указывает прежде всего на то, что мы воспринимаем свое историческое бытие как отклонение от нормы. Будто когда-то или где-то было такое социальное устройство, где все базировалось на началах равенства, справедливости и ума. Но существует ли такая «норма»? Послушайте писателей - они объяснят, как оно все на самом деле. Когда Британская империя была образцом прогресса и благосостояния для всего мира, Л.Кэрролл устами Чеширского Кота объяснил Алисе, что здесь - все сумасшедшие, и что под тонким слоем правил и целесообразности находятся залежи бессмыслицы (нонсенса). В ХХ веке английский писатель и богослов К.С.Льюис вообще назвал весь этот (то есть видимый) мир «оккупированной территорией». И это говорят британцы, которые не испытали ни голодоморов, ни ГУЛАГов! Большинство людей всю жизнь колеблются между двумя крайностями. В моменты большой радости мы видим, что это - «наилучший из всех возможных миров» (Вольтер). А когда нас душит отчаяние, то весь мир для нас становится тюрьмой, и наша Дания - ее самым темным подземельем. Шекспир хоть и не бывал на наших плодородных землях, но в этом вопросе как в воду глядел.

Словосочетание «вирусы совковости» указывает на то, что речь идет о какой-то болезни. Каковы ее признаки? В чем она проявляется? В политических взглядах? В бытовых привычках? В фактах биографии? В импульсах, которые невозможно контролировать? Кто нас будет лечить от этой напасти? Кто будет ставить диагноз? Пока что я не слышал умного ответа ни на один из этих вопросов.

Термин «совковость» носит эмоциональный, пренебрежительно-негативный оттенок. Подозреваю, что мы сознательно закрываем глаза на причины и следствия того, что с нами произошло в минувшем веке. По разным причинам мы не хотим, а может, и не способны посмотреть на себя трезво. В лучшем случае это - признак временной слепоты. В худшем - влечение к саморазрушению. Одни говорят, что для выхода из кризиса нужна другая перспектива, которую дают время и расстояние. Другие надеются, что когда изменятся условия все само станет на свои места. Но что такое «свои места»? И кто сказал, что там не будет «вирусов»?

- Не приходилось ли вам видеть американский фильм «Чернобыль» с гротесково-апокалипсическим показом Чернобыльской зоны и маниакально-депрессивным изображением Украины? Что это - отражение массовых представлений о нашей стране или результат коммерчески успешного продукта современного американского кино?

- Фильм я не видел. Но не удивлен, что такое может быть. Голливуд - это прежде всего спрут и монополия, цель которой - получить прибыль. А на чем ее делают - для них безразлично. В диаспоре многие люди, вылавливающие в американской популярной культуре каждое упоминание об Украине, или гордятся, или возмущены этим. Но я не думаю, что такие крохи оседают в сознании обычного американского зрителя или влияют на него. Хотя, конечно, если бы Голливуд взялся выставить Украину в плохом свете, то он бы своего добился.

- Вы работаете с молодежью, желающей изучать украинский язык и литературу, приобретать знания об Украине. Благодаря чему возникает такой интерес? Каковы, по вашему мнению, основные побуждения у студентов, выбирающих эти занятия?

- Студенты, с которыми я работаю, - это действительно сливки американского университетского образования. И, как правило, их интерес к Украине имеет не родовое и не сентиментальное, а очень прагматическое научное происхождение. Я имею дело преимущественно с историками, политологами, искусствоведами, лингвистами, иногда с членами правительства, например, с военными или будущими дипломатами. Эти люди осознают, что без знания украинского языка, истории, культуры (да и, наконец, психологии нашего народа) они не смогут понять процессы, которыми в течение всей истории живет Восток Европы. Это особенно касается моего летнего курса «Украинский язык для академического чтения» или индивидуальных занятий с аспирантами во время учебного года. Хотя бывает и такое, что на начальный курс украинского языка записываются студенты, по моему мнению, «случайные». Например, в этом семестре среди моих студентов одна специализируется на квантовой физике, другая - на микробиологии и языке хинди. На мое счастье, американская университетская система позволяет такие «вольности».

- Каково отношение к Украине американской молодежи? На уровне массового восприятия, стереотипов? Или и до сих пор Украина - это по большей части серое пятно на европейской карте? Какими кажутся причудливая украинская душа и национальный психотип американцам? Так, как вы описали в рассказе «Навчальний матеріал»?

- Об американской молодежи я знаю очень мало (мои студенты - нетипичная публика). Весь мой опыт ограничивается подружками моей младшей дочери. Эти дети, безусловно, Украиной не интересуются. Я не уверен, что многие из них могут показать на карте не только Украину, но и, скажем, Индонезию (хотя она и растянулась на пол-океана) или Швейцарию (в которой на душу населения больше всего нобелевских лауреатов). У них просто нет такой необходимости, а следовательно, нет и соответствующих стереотипов. Это все - наша тема. Это нам не дает спать потребность в признании, в том, чтобы мир, наконец, узнал о нас, оценил и полюбил.

Но попробуем перевести этот «национальный» зуд на уровень обычного человеческого общения. Представьте себе, что кто-то ходит меж людей не просто так, а как олицетворение страны и мечтает о том, чтобы каждый из прохожих восхищался извивами его души или формой его национального психотипа. Представили? И как бы вы к такому человеку отнеслись? Скорее всего, как к любому из уличной толпы. И все, что вам от него надо, - чтобы он не толкнул вас плечом или не запачкал чем-то. И только при более близком контакте вы обратите внимание на его личные качества. Но даже тогда вас будет интересовать не столько его «душа», сколько то, чтобы он вел себя вежливо и чтобы на его слово можно было положиться.

А относительно рассказа «Навчальний матеріал» - я не думаю, что многие из американских студентов вообще поймут его. Вот разве что, если бы сделать из него театральный спектакль. Тогда (в идеале!) зритель мог бы увлечься действом и, даже не понимая реалий, ощутить, так сказать, пружину, которая двигает весь этот балаган. Потому что именно в этом (а не в «красивых» словах) сущность театра.

- А над чем работаете сегодня? Пишется ли, обдумывается ли проект очередной книги?

- Сейчас работаю одновременно над несколькими вещами. Первая называется «Переказки». Это комбинация прозы, литературной критики и, собственно, пересказ сказок и легенд (некоторые из них уже печатались в периодике). Вторая мыслится как сборник рассказов и стихов. Задумал также ряд пьес, объединенных общей идеей (одна из них уже готова). Еще есть роман, над которым бьюсь уже десять лет, но на его завершение нужно много времени и полное сосредоточие. А именно этого мне очень не хватает. Писательством могу заниматься только в так называемое свободное время. И моя главная проблема в том, что мне никак не удается наладить нормальные рабочие отношения с украинскими издателями. Без этого приходится постоянно подгонять и гальванизировать себя. Это напоминает игру в одни ворота.

- Надеетесь ли вы, что ситуация в Украине может измениться к лучшему? Чем является это «лучше» по вашему мнению? В каких изменениях нуждается Украина прежде всего и на каких уровнях?

- Я уже 19 лет не живу в Украине, поэтому не имею права давать советы и поучать людей, которые оказались в намного худших условиях, чем я. Но то, что происходит в Украине, является существенной частью моей жизни, я об этом все время думаю, а следовательно, если вы спрашиваете, должен давать ответ.

Не уверен, что в нашем случае спасение может прийти в результате организованных действий активных граждан во главе с честными и мудрыми предводителями. Во-первых, такая попытка только что была и закончилась тем, что власть захватила «низуха». Нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Во-вторых, по своей природе мы не является «стадными животными», которые охотятся на добычу всей стаей. Мы - патологические индивидуалисты. Поэтому, вместо того чтобы отрицать этот факт, надо научиться использовать эту базовую черту в свою пользу. Сделать из слабины преимущество. Другими словами, хочешь, чтобы все было как надо, делай все сам. Или, как писал Шевченко, «на громаду хоч наплюй. Вона - капуста головата, а втім, як знаєш, пане-брате, не дурень, сам собі міркуй». Напомню вам, что этот совет поэт давал сам себе. Другой авторитет, святой Серафим Саровский, призывал к тому же: «Спасись сам, и вокруг тебя спасутся тысячи». Речь идет о свете, проводниками которого нас всех призывают быть. Я не представляю, к каким социальным трансформациям могут привести такие личные прорывы, но можно не сомневаться, что при этом нам очень многое откроется. И это - не лирические грезы, это - один из законов физики. К тому же я не думаю, что мы со своим анархическим характером и неизбывным скепсисом пригодны к партийной дисциплине или последовательному воплощению подпольных резолюций.

- Г-н Диброва, напоследок, - что из современной американской литературы вы советовали бы для украиноязычного перевода или прочтения?

- Начинать надо с Кормака МакКарти. Я даже не буду вставлять «по моему мнению», прежде чем заявить, что сегодня это - самый крупный американский, а возможно, и мировой писатель. Его последний роман «Дорога» - это поэзия наивысшего сорта.

Следует также прочитать все, что написали Мэрилин Робинсон или Энни Прул. Никакая литература не может обойтись без переводов рассказов уже покойных Поля Боулза, Рэймонда Карвера или Фланнери О’Коннор. Это - бесценная школа. Многому я научился и у Ричарда Бротигана. (Ничего не буду говорить о Воннегуте или Хемингуэе, которые у нас хорошо известны, но всякую настоящую литературу можно переводить снова и снова, на каждом витке времени.) Поль Остер - вот вам, пожалуйста, еще один невероятный прозаик. Я бы также перевел книгу «Фабрика фактов» Люка Санте. Ее тема прямо связана с проблемами идентичности, о которых так много у нас нынче говорят.

Среди поэтов я бы выделил Джеймса Тейта. Кажется, нет лучшего лекарства от претенциозности и слащавой «поэтичности».