Старик из нашего двора

В нашем дворе тесно от машин, припаркованных в самых неожиданных углах, от людей, протаптывающих дорожки в удобных им местах. Тесно от ребятни, которая самозабвенно гоняет мяч, изредка натыкается на ленивых прохожих, выбивает из рук пакеты и несется дальше в пылу игры. Много в нашем дворе молодых мамочек в узких джинсах, с лучистыми глазами. На ручках разноцветных колясок колышутся пластиковые ведерки и игрушки. Есть здесь румяный дворник с лопатой, липовая аллея, старые клены, огромные упитанные коты, веселые псы, домашние и не очень. Но не осталось в нашем дворе стариков. Почти не осталось.

Однажды все переполошились. К подъезду подъехала "скорая". Народ проходил мимо, заглядывал на крыльцо, останавливался: "К кому? Не к Александру ли Палычу?". На крыльце, как всегда в это время, вечным знаменем маячил сосед, ветеран-афганец. Он качал головой и важно заявлял: "Наш Александр Палыч еще ого-го!".

Раньше в этом дворе было много стариков. Они гуляли парами, по вечерам сидели на лавочках у подъездов. Александр Палыч чинно прогуливался по новым асфальтовым дорожкам под руку с женой Дашей. Она носила белоснежный, накрахмаленный платок, седая, маленькая, аккуратная. Даша была его спасением в прямом смысле слова. Во время Великой Отечественной войны Александр Палыч получил серьезное ранение. Она, молоденькая медсестра, вынесла его с поля боя на своих хрупких плечах, выходила, поставила на ноги. С тех пор они не разлучались. Каждый вечер Александр Палыч со своей верной Дашей гуляли по аллее. В начале мая он надевал ордена. Их было много - вся грудь его звенела и сияла на солнце. Шагал, позвякивая медалями, под руку с женой, гордый и строгий. Навстречу ему шли другие ветераны, тоже звенели сияющими наградами. Нарядные и торжественные. С букетами сирени и гвоздики в руках.

Потом вдруг заметили, наш Палыч запропастился куда-то. Стали спрашивать, беспокоиться. Пока однажды вечное знамя крыльца - сосед афганец не заявил печально: "Умерла его Даша. Вот и не выходит". Она ушла тихо. Александра Палыча не видели днями, боялись, что каждая "скорая" у подъезда - к нему. Соседские мужики собрались на совет, ведь надо было что-то делать. Они соображали, как заставить его снова гулять, выходить хоть изредка из маленькой, тихой квартиры. Так они совещались и спорили, пока не заметили, что Палыч стал появляться на улице. Сначала ненадолго. Он сник, сильно постарел. Его некогда гордая осанка размякла как подтаявшая свеча. Не было в нем больше той внутренней светлой твердости, как в прежние годы, когда шел под руку со своей Дашей аллеями свежего еще района. Соседские мужики постановили присматривать за ним. Но Палыч пошел. Сначала на пару шагов от дома. Он стоял, опершись на палку, в холод в тонком пиджаке, смотрел на прохожих, чинно, грустно здоровался с каждым. Потом стал ходить чуть дальше. У каждого спрашивал, как дела, как дети, куда пропала собака, вот та, рыжая, пушистая, "что была у вас в прошлом году". Со временем даже приободрился.

Однажды во дворе затеяли борьбу с машинами, паркующимися в неположенных местах. Огромные "танки" выездили клумбы, а траву перед домом превратили в дикое пыльное месиво. Каждый день начинался проклятиями со всех концов двора. Кто-то грозился облить автомобили зеленкой, кто-то - проколоть шины. Люди были вне себя от гнева. И снова собрались на совет, что делать. Соображали долго, вариантов была уйма.

В одно прекрасное утро, выглянув в окно, увидели интересную картину. Дворники решили это дело по-своему верно. Когда все наглые водители разъехались по делам, двор начали засаживать деревьями и кустарниками, а вокруг них выстраивать деревянные оградки. Каково же было наше удивление, когда заметили, кто помогает дворникам в их праведном деле. Это был Александр Палыч, который и двигался-то едва, но самозабвенно помогал сажать и утаптывать.

"Во дает! Да он еще ого-го!" - воодушевился сосед афганец. "Между прочим, он посадил и вон те!" - он показал на огромные клены, дотягивающиеся кронами до седьмого этажа. - Здесь же ничего не было, когда мы заселялись в дом, - один пустырь. Тогда старики собрались и посадили все эти деревья".

Александр Палыч потихоньку расходился, стал гулять по дорожкам, хотя и один. Но мы всегда узнавали его маленькую сухую фигурку, медленно бредущую в тени.

…Прошло лето, начались первые заморозки. Мужчины нашего двора забеспокоились так, как не беспокоились раньше, когда у Палыча была его Даша. Они в очередной раз собрались на совет. К консенсусу пришли мгновенно. Палыч стоял у дома в своем тонком стареньком пиджаке, опершись на кривую палочку. Сосед афганец взял его под локоть и уверенно заявил: "А сейчас, Палыч, мы идем покупать тебе теплую куртку". Александр Палыч возмутился, зачем, мол, и так сойдет. Мужики критически осмотрели его вечный коричневый костюм, до того прохудившийся, что на локтях даже блестел. "Нет, Палыч, это не дело", - не отступал афганец. - Мы идем сейчас же. А то, как же ты будешь девушек привлекать?". На этих словах Александр Палыч приосанился, распрямил плечи и с улыбкой сказал: "Ну, если девушек - тогда, конечно, надо!".

На следующее утро он
стоял на том же месте, на своем "посту" в новой куртке. И снова приветствовал каждого, расспрашивая о делах, желая доброго здравия.

Сосед афганец и другие обитатели двора следят, чтобы Александр Палыч был в порядке. "Это же наш старик!" - говорят они с легкой гордой улыбкой. А 9 мая мы ждем, когда Александр Павлович наденет свои ордена и пройдет по липовой аллее рядом с кленами, которые посадил много лет назад. Уверена, такой одинокий старик есть в каждом дворе. О ветеранах и фронтовиках принято вспоминать в светлый праздник Победы и в канун выборов. А ведь обожженное войной поколение, выживающее на мизерную пенсию, нуждается не только в хлебе насущном, но и в нашем ежедневном внимании и милосердии.