Польша—Украина: асимметрия памяти Как возобновить диалог вокруг прошлого?

У поляков и украинцев многовековая общая история. Самый противоречивый период в польско-украинских отношениях - это почти вся первая половина XX века. И поляки, и украинцы не были готовы к компромиссу, поскольку яблоком раздора стали одни и те же территории - Восточная Галичина, Волынь и Подляшье. После краха СССР и социалистической системы начался процесс переосмысления, предпринимались попытки достичь примирения, создания коллективной памяти. Но очень трудно было добиться принципов паритетности в диалоге, скорее напоминавшем монолог…

"Националисты не хотят диалога, потому что они питаются ненавистью. Эта ненависть часто обоснована их трагическим опытом. Однако нужно уметь переступить порог собственной памяти, надо суметь увидеть брата во вчерашнем враге. Только таким образом можно построить лучшее будущее", - писал главный редактор "Газеты Выборчей" Адам Михник.

Сложно не согласиться с известным польским интеллектуалом. Итак, представляем на суд читателей нашей газеты два взгляда на польско-украинские отношения в контексте тяжелых и трагических страниц прошлого.

***

Читайте также статью Лукаша Адамского Польско-украинские отношения - от истории не убежать

***

Несколько недель назад в г. Яремче состоялась VIII Польско-украинская встреча.

По совершенно неизвестным мотивам организаторы предложили мне вместе с профессором Варшавского университета Казимежем Вуйцицким стать модераторами панели, посвященной политике памяти обеих стран. Мы встретились накануне и попытались определить тему дискуссии - какой должна быть модель польско-украинского примирения?

Ни поляки, ни украинцы за несколько десятилетий так и не сформировали видение примирения вокруг трагических страниц общего прошлого. За последнюю четверть столетия польские и украинские политики, общественные деятели и церковные иерархи несколько раз выходили с общими декларациями в духе классической формулы "Прощаем и просим прощения". Несмотря на то, что таких заявлений с каждым годом было все больше, дискуссии становились все горячее. Что-то пошло не так.

Самих таких заявлений оказалось недостаточно. Что конкретно должны сделать украинцы, чтобы поляки поверили в искренность их намерений рассчитаться с грехами совести, а что - поляки, дабы украинцы увидели, что они осознали свои ошибки, послужившие причиной резни? Дискуссия наша завершилась фиаско: ответов на эти вопросы никто не смог дать, а после дискуссии осталось ощущение, что у поляков и украинцев ужасная асимметрия памяти, а вместо дискуссий им необходим диалог.

Что такое диалог? Диалог отличается от дискуссии. Любая дискуссия - это состязание аргументов и фактов, под давлением которых оппонент должен капитулировать. Чтобы победить в дискуссии, нужно разбить позицию оппонента и перетянуть его на свою сторону. Любая дискуссия порождает ситуацию неравенства: в дискуссии всегда есть победитель и побежденный. Дискуссия сама по себе - конфликт.

Диалог же предусматривает, что ни один из его участников не может оказаться в роли побежденного. Для диалога важно не перетянуть другого на свою сторону, а услышать, понять и принять его позицию. То есть услышать, понять и принять позицию другого - это ситуация, когда все стороны диалога оказываются в выигрыше.

Готовы ли украинцы принять позицию поляков? Готовы ли поляки понять позицию украинцев? Все предыдущие попытки начать говорить о сложных страницах общего прошлого украинцев и поляков тонули в дискуссиях. Выстроить диалог не удавалось, ибо мало кто был готов понять другую сторону.

Еще один ключевой момент диалога: важно не кто прав, а что правильно. Готовы ли поляки согласиться с классической фразой, сформулированной польскими епископами 50 лет назад, в ноябре 1965 г., - "Прощаем и прощения просим"?

В ответ на этот вопрос мы часто слышим: "Но украинцы погубили 100 тыс. поляков! За что мы должны просить у них прощения?". И тут достаточно посмотреть на некоторые фотографии жертв этого конфликта. Правильно - почтить память каждой жертвы этого конфликта. В чем был виноват этот ребенок? Уже эти вопросы заставляют сомневаться, есть ли здравый смысл в самом понятии "ответная акция".

А между тем спросим и себя: сможет ли украинец на этих фотоснимках отличить польского ребенка, убитого украинцами, от ребенка украинского? И получается, что единственный правильный ответ на такие сложные вопросы - принять, что все жертвы важны, и все жертвы наши - не польские, не украинские, а человеческие.

Наконец, если мы надеемся построить общий дом Новой Европы, единственный выход - перестать делить жертвы на польские и украинские, а принять смерть каждого как смерть родного человека. И потому ответ на вопрос: "За что мы должны просить прощения?" одинаков и для поляков, и для украинцев. Мы должны просить прощения за взаимную ненависть. Для украинцев это вызов - признать, что путь ненависти и убийства невинных людей был вполне приемлемым для многих из тех, кто впоследствии погиб под лозунгами борьбы за независимость Украины.

Еще одна сверхзадача для обеих сторон - научиться различать героизм и преступление. Тяжело, когда героизм и преступление сплелись в судьбе одного и того же человека. Но еще сложнее, когда сплетаются преступление и святость. Кто-то оспорит возможность такого объединения. Но летописная княгиня Ольга - именно такой пример. Нечеловеческим способом уничтожив древлянских послов, а затем - не менее замысловато и жестоко - целый город Искоростень, она вошла в историю как святая и равноапостольная. Ясное дело, княгиню Ольгу уважают как первую христианку, а не за то, что она сожгла древлян вместе с их столицей.

Святой апостол Павел также участвовал в преследованиях христиан. Считается, что он был соучастником убийства святого Стефана. После своего обращения он стал одним из проводников христианства, и теперь его почитают как одного из отцов церкви. Можно было бы составить довольно длинный список святых, имевших на своей совести много тягчайших грехов, но их грехи были прощены.

Прощение является ключевым понятием для построения диалога. Без взаимного прощения невозможно восстановить доверие. А без восстановления доверия зайдут в тупик все попытки преодолеть асимметрию памяти и асимметрию знания о польско-украинском конфликте. Без взаимного доверия любой разговор превратится в ссору и повод для взаимных обид и обвинений.

Польский Центр исследований общественного мнения в 2013 г. поинтересовался, что именно поляки помнят об этом конфликте, после чего опубликовал отчет "Тяжелая память: Волынь 1943". Итак, 28% поляков считают, что они хорошо информированы об этих событиях, 41% - что-то слышали об этих событиях. А почти треть поляков (31% опрошенных) признают, что вообще ничего не знают об украино-польском конфликте, 47% не знают, кто был жертвами и исполнителями преступления.

К сожалению, последний украинский опрос, который можно сравнить с упомянутым, был проведен 12 лет назад. Согласно исследованию Центра Разумкова в 2003 г., 7,9% украинцев считали, что они хорошо информированы о событиях на Волыни, 28,4% - что-то слышали о них, 48,9% - вообще ничего не слышали. Остальные не ответили на вопрос.

Исследование содержало уточняющий вопрос для тех, кто считал, что хорошо информирован о Волынских событиях. Таким образом, 37,6% из тех без малого восьми "хорошо" информированных процентов утверждали, что виноваты обе стороны; 25% - что ни одна из сторон не виновата, а "виновата" война; 15,1% - что виноваты поляки; 4,8% утверждали, что виноваты украинцы. То есть если перевести на 100%, то об украинской вине в этом конфликте говорят всего 0,4% украинцев. Собственно, такие цифры социологии объясняют не только асимметрию памяти о польско-украинском конфликте, но и разным отношением политиков к этому вопросу в Польше и Украине.

В Польше память об этом конфликте актуализирована в общественном дискурсе. В Украине тотальное отсутствие памяти об упомянутых событиях объясняет, почему принципы электоральной демократии являются причиной абсолютного равнодушия к этой теме большинства украинских политиков - она пребывает вне общественного дискурса.

Почему большинство украинцев не помнят о польско-украинском конфликте? Это звучит в некоторой степени парадоксально, но большинство украинцев к этому конфликту не имели отношения. Ведь для жителя Харькова, Черкасс или Мариуполя события на Волыни или в Галичине - это конфликт между бывшими польскими гражданами на руинах Второй Речи Посполитой во время Второй мировой. Семейная память украинцев Приднепровья, Южной и Восточной Украины преисполнена воспоминаниями о коммунистических репрессиях, Голодоморе и ужасах немецкой оккупации, которые заслоняют память обо всех других событиях. После войны - ни в коммунистические времена, ни позже - о польско-украинском конфликте не говорили. В этом заключается основное различие между польско-немецким и польско-украинским примирением. Немцы осознавали свою ответственность перед поляками за военную агрессию и оккупацию, а большинство украинцев во время войны не имели никакого отношения к этому конфликту, и теперь их потомки не могут понять, об ответственности за какие преступления говорят поляки. Так что ключевая проблема - тотальное незнание украинцами обстоятельств польско-украинского конфликта - присутствует и в польском обществе.

В 2009 г. Pentor Research International осуществил одно из самых масштабных исследований коллективной памяти поляков. Выяснилось, что большинство поляков убеждены, что именно польский народ претерпел самые большие жертвы и страдания во Второй мировой войне. На самом же деле, больше всего в этой войне погибло китайцев, а среди европейских народов - русских. Украинцев, по самым осторожным оценкам, погибло около 7,5 млн, из которых почти 1 млн - жертвы Холокоста. В то время погибло от 5,6 до 6 млн польских граждан, из которых около 3 млн - жертвы Холокоста. "Следует помнить, что в целом поляки не в должной степени оценивают количество жертв и страданий, которые в результате Второй мировой войны испытали украинцы", - отмечает известный социолог Лех Нияковский, анализируя это социологическое исследование.

Обоим обществам необходима информационная кампания, построенная на взаимном уважении друг к другу: фильмы, книги, статьи в газетах и журналах, лекции, круглые столы, выставки, которые раскрывали бы полякам украинский контекст событий Второй мировой войны, а украинцам - польский. Без более широкого контекста непомерно сложно объяснить спорные страницы общей истории. И украинцы, и поляки должны добросовестно изучать историю соседей, чтобы избавиться от ловушек национальных нарративов, устаревших исторических стереотипов и предубеждений.

Множество взаимных недоразумений рождены асимметрией памяти и недостатком знаний об обстоятельствах польско-украинского конфликта. А порой - и ошибочными представлениями о функционировании тех или иных слов в обоих языках.

Довольно часто уже само использование украинцами словосочетания "Волынская трагедия" поляки воспринимают своеобразной релятивизацией этого явления. Слово "трагедия" поляки используют большей частью для определения действий неумышленных, следствия фатума, а не преступного намерения. В таком контексте польский язык интенсивнее использует слово "преступление", которое в украинском больше ассоциируется не с масштабными событиями, а с кражей кошелька мелким воришкой. В украинском языке слово "трагедия" определяет именно ужасные события большого масштаба. Чтобы убедиться в справедливости этого утверждения, достаточно набрать в поисковике "трагедия Голодомора". И поисковик именно в ответ на слово "трагедия" выдаст множество публикаций об искусственном характере геноцида украинцев в 1932–1933 гг. То есть там, где украинец вкладывает боль и искреннее сочувствие в понятие "Волынская трагедия", поляк может услышать оправдание преступления.

Так же одним из примеров упомянутой асимметрии является отношение части польского общества к УПА и украинскому подполью времен Второй мировой войны. Поляки недооценивают как масштабы сопротивления украинского подполья, так и масштабы его потерь в противостоянии с коммунистическим режимом. Я спрашивал многих своих польских знакомых, осознают ли они масштабы репрессий против украинского подполья? Ответ, скорее, - нет.

На протяжении 1944–1953 гг. советский режим уничтожил 153 тыс. украинцев "как участников шпионских террористических групп националистического подполья". Это не "оценочные подсчеты" - это вполне конкретный документ НКВД, докладная записка Берии Молотову от 16 мая 1953 г.

В этом документе утверждается, что общий масштаб репрессий в Галиции и на Волыни - более полумиллиона жертв. Еще 350 тыс. были депортированы в отдаленные районы, заключены в тюрьмы и лагеря "по обвинению в принадлежности к антисоветскому националистическому подполью".

В памяти семей эти 153 тыс. убитых НКВД и 350 тыс. заключенных и высланных на спецпоселения превратились в мучеников и героев борьбы за независимость Украины, что легло в основу культа УПА. Именно поэтому требование осудить всех, кто имел отношение к украинскому подполью, будет натыкаться на непонимание потомков тех, кто был участником антикоммунистического сопротивления и стал жертвой режима.

В 1943 г., по самым оптимистическим оценкам, численность УПА достигала 34–36 тыс. воинов. Не все воины УПА участвовали в "антипольской акции". Часть из них погибли в столкновениях - как с польским подпольем, так и с Вермахтом. Другими словами, даже из элементарных арифметических подсчетов можно понять, что абсолютное большинство из 153 тыс. убитых НКВД украинских подпольщиков в 1944–1953 гг. не были и не могли быть причастны к убийствам поляков на Волыни.

В свете этих фактов упоминание воинов УПА в Законе Украины "О правовом статусе и чествовании памяти борцов за независимость Украины в XX в." среди борцов за свободу и независимость не было направлено против поляков и не должно было восприниматься в Польше как прославление преступников. А потому преодоление асимметрии памяти и недостатка знаний об этом периоде общей истории является ключевым моментом в польско-украинском примирении.

Именно для этого необходимо возобновить публичный диалог историков. Его не было почти восемь лет. В формате Польско-украинского форума исторический диалог впервые с того времени должен состояться в Киеве в начале ноября под эгидой Институтов национальной памяти Польши и Украины. Лично мои ожидания относительно диалога историков - это честный разговор о причинах польско-украинского конфликта, верификация источников и определение белых пятен и табу как польской, так и украинской историографии этого конфликта.

Главное для диалога - преодолеть взаимное недоверие. Диалог невозможен, если вместо веры в чистоту исследовательских намерений коллег есть сомнения в научной добросовестности, а иногда и подозрения в злых намерениях. В то же время для науки не должно быть священных цифр и фактов: все должно быть поставлено под сомнение и критически переосмыслено.

Профессор Вуйцицкий во время встречи в г. Яремче вспоминал опыт польско-немецкого переосмысления прошлого. Тогда поляки подвергали критике свои грехи совести, а немцы - свои. Возможно, такой метод рефлексии над собственной историей в присутствии другой стороны можно использовать и в польско-украинском диалоге?

Одна из сложнейших задач для реализации - общий мартиролог, где бы украинские и польские жертвы этого конфликта были упомянуты под одной обложкой. Важно, чтобы польско-украинский диалог памяти вышел из политических салонов и научных кабинетов и стал общим делом для простых граждан.

Совместное обустройство заброшенных могил - следующий важный шаг именно для общественных активистов. Это должно превратиться в общее действие украинцев и поляков, украинских пластунов, польских харцеров, людей старшего возраста и молодежи. Основой примирения может стать общая молитва над забытыми и утерянными могилами, осуждение преступников, чествование жертв и понимание, что все жертвы - наши.