Женщина versus чернокожий, или О роли стереотипов в американских президентских выборах

Интрига такова. Поскольку нынешним президентом-республиканцем американцы уже сыты по горло, то следующим президентом США, скорее всего, будет демократ. А среди официальных претендентов на роль единого кандидата от демократической партии ведущие позиции занимают Хиллари Клинтон и Борак Обама. Как известно, ни один из них не является «белым мужчиной средних лет», а стало быть, не вписывается в собирательный портрет «типичного американского президента», написанный на основе более чем двухсотлетней истории страны. Получается, что Соединенные Штаты в 2008 году весьма вероятно возглавит очень нетипичный лидер. А вот кто именно победит — женщина или чернокожий, во многом зависит от сложного взаимодействия всевозможных общественных стереотипов, бытующих в американском обществе, среди которых на первый план по понятным причинам выдвинулись гендерные и расовые.

Гендерные стереотипы и шансы «Биллари»

Несмотря на отсутствие реальных кандидатов, социологи начали прощупывать почву на предмет отношения американцев к фигуре президента-женщины еще с 30-х годов прошлого века. Уже тогда почти треть опрошенных позитивно отнеслись к этой идее, а сразу же после Второй мировой войны это число выросло до половины. Наиболее скептически была настроена политическая элита (что и понятно — кому хочется делиться властью?). Показательным примером является статья, опубликованная в 1959 году в популярном тогда журнале This Week под характерным заголовком «Почему у нас никогда не будет женщины-президента». Ее автор, ветеран демократической партии Джеймс Фэрли, начав за здравие (утверждая, что женщины превосходят мужчин по физическим характеристикам, таким как выносливость, толерантность к боли и т.п., и равны мужчинам по уму), закончил за упокой, перечислив три самых распространенных на то время гендерных стереотипа. Во-первых, женщины не способны получить необходимую подготовку для столь сложной и разнообразной работы; во-вторых, они более эмоциональны и субъективны в своих решениях; ну и в-третьих, женщина-главнокомандующий не будет вызывать уважения у своих подчиненных-мужчин. На статью Фэрли немедленно откликнулась его коллега по партии и жена сенатора Морин Ньюбергер, «письмо о несогласии» которой удалось зарегистрировать в документах Конгресса. Поучительной иллюстрацией того, как общественное мнение не поспевает за изменениями в реальной жизни, явилось ее избрание в сенат ровно через два года после этих событий и включение в число первых номинанток на президентское кресло от демократов спустя еще три.

Во времена, когда Фэрли «обосновывал» невозможность женщины-президента, с ним не соглашались около 60% американцев. Причем мужчины проявляли большую толерантность к идее президента в юбке по сравнению с женщинами, а пожилые люди по сравнению с молодыми. Однако с 1960—1970-х годов наибольший энтузиазм по поводу фигуры женщины у руля страны стабильно выражают сами женщины и молодежь. К 80-м годам прошлого века на такое предложение-вопрос в принципе позитивно отвечали уже почти 80% населения, к 90-м эта цифра достигла 90% и продолжала расти. Одновременно снижалось число тех, кто отвечал негативно.

Но если копнуть в общественное сознание чуть глубже, то и сейчас в нем обнаруживаются стойкие стереотипы, подрывающие шансы женщин быть избранными на высокие политические посты. Этим, в частности, объясняется резкое падение (до 65%) числа тех, кто позитивно отвечал на вопрос о женщине-президенте сразу же после трагедии 11 сентября. Как выяснилось, когда внимание избирателей концентрируется на терроризме и войне, они хотят видеть на посту главнокомандующего страны личность, обладающую качествами, стереотипно считающимися мужскими (уверенность в себе, настойчивость, агрессивность). Одновременно избиратели перестают ценить такие качества лидера, как сочувствие, чувствительность, способность к компромиссу. То есть все то, что стереотипы приписывают «типичной женщине». Интересно, что чем более «по-ястребиному» настроен человек, тем сильнее он склонен видеть в качестве лидера нации исключительно мужчину. Так, среди тех, кто поддерживает войну в Ираке, большинство предпочитают президента-мужчину с убедительным перевесом в 30%, а среди выступающих против этой войны большинство (с небольшим перевесом в 7%) составляют сторонники президента-женщины.

Получается, что если бы Хиллари Клинтон решила вступить в президентскую гонку в 2002-м или даже в 2004 году, то у нее не было бы никаких шансов. Сейчас же — совсем другое дело. Американцы не просто отвернулись от иракской войны — похоже, они отвернулись от «ястребиности» вообще. Большинство опрошенных желают, чтобы внешняя политика США стала менее агрессивной и более склонной к кооперации, то есть обладала качествами, которые стереотипно считаются женскими.

Расторопная американская поп-культура уже позаботилась о том, как будут обращаться к женщине, которая рано или поздно возглавит страну: «мадам президент». Именно так величали актрису Джину Дэвис, сыгравшую главную роль в телесериале «Верховный главнокомандующий» (и получившую, к слову, за эту роль две высшие американские телевизионные награды — «Эмми» и «Золотой глобус»). Появилась уже новая модель куклы Барби — «Барби-президент», причем в трех вариантах внешности — не только традиционная белокожая блондинка, но и латино- и афроамериканка. А определяя потенциально-выигрышный стиль женщины на высшей ступеньке власти, кто-то из журналистов уже запустил в оборот словцо «мамизм» — по аналогии и в противовес агрессивно-мужскому «мачизму».

Если исходить из не совсем серьезного (хотя вроде бы и не противоречащего фактам) наблюдения, что президентскую гонку обычно выигрывает наиболее высокий кандидат, то Хиллари Клинтон с ее средним женским ростом победа не светит. К тому же она отнюдь не блестящий оратор и у нее нет даже тени харизмы супруга. Зато у нее есть сам этот супруг — ее мощное и совсем не секретное оружие, коим она вовсю пользуется. Типичная встреча с избирателями происходит по такой схеме: сначала появляется любимец публики Билл и устраивает шоу, за которое не было бы стыдно никому из его голливудских друзей. Постепенно он переходит на то, какая молодец его жена и как он мечтает побывать в роли «первого ледя», то бишь «первого джентльмена» (и этот термин уже введен в обиход поп-культурой). Вот тут и наступает черед Хиллари железобетонным голосом продекламировать подходящие моменту программные банальности. Когда же заскучавший народ начинает расходиться, инициативу вновь берет на себя экс-президент. Недаром среди всех прозвищ, которыми награждают Хиллари Клинтон акробаты пера, наиболее популярным является «Биллари». К слову, не мешает заметить, что идея «президента-семьи», президента «инь—ян» глубоко импонирует многим американцам. Ведь не случайно первыми американскими «губернатрицами», избранными в 20-е годы прошлого века, были жены и вдовы экс-губернаторов.

При этом было бы крайне поверхностно и несправедливо считать, что Хиллари выезжает исключительно за счет лавров мужа. Она и сама опытный и сильный политик, сумевший дважды (причем с рекордным перевесом) победить противников-республиканцев на выборах в сенат (высшую палату Конгресса) от штата Нью-Йорк. Еще со времен, когда она помогала организовывать предвыборную кампанию Билла, ей удалось подобрать отличную команду преданных помощников, у которой, кстати, тоже есть прозвище (причем самозванное) — «хиллари-лэнд». Интересно, что костяк этой команды составляют женщины — красноречивый признак нового времени. Ведь не секрет, что на начальном этапе вступления женщин как в большую политику, так и в большой бизнес большинство из них предпочитают окружать себя помощниками-мужчинами — то ли видя в любой другой женщине возможную конкурентку, то ли считая, что выдающихся женщин настолько мало, что ими персонально их число и ограничивается. Ну и не будем забывать, что едва ли не главной претензией, которую предъявляли «Клинтонше» в бытность первой леди — это чрезмерное (по мнению критиков) вмешательство в дела мужа. Кстати, именно в неофициальном статусе первой леди Хиллари Клинтон разработала план по реформированию американской системы здравоохранения (которая с тех пор стала нуждаться в реформах еще больше). Тогда «план Хиллари» был зарублен на корню, но сейчас многие надеются, что она вспомнит о нем, придя к настоящей, а не «подушечной» власти. Как бы то ни было, но опрос за опросом показывает, что Хиллари Клинтон является уверенным фаворитом президентской гонки.

Ирония заключается в том, что «Клинтонша» плохо вписывается в стереотипное представление о типичной женщине. Во-первых, ее личный образ достаточно жесткий, холодный и даже воинственный. Не будем забывать, что в свое время она проголосовала за вторжение в Ирак, чего многие не могут ей простить до сих пор. А еще больше ей не прощают сознательный отказ извиниться за это голосование, как это сделали другие конгрессмены-демократы, включая еще одного потенциального кандидата в президенты Джона Эдвардса. Ее позиция: «Тогда, на основании предоставленной информации, я думала именно так». Впрочем, сейчас одним из ее наиболее привлекательных предвыборных лозунгов, вызывающих самый положительный отзыв, является обещание «немедленно начать возвращать наших детей домой из Ирака», как только она примет президентскую присягу, и, как показывают опросы, именно с ней в роли президента большинство американцев связывают надежды на окончание иракской войны.

Не менее иронично и то, что на протяжении всей своей общественной и политической карьеры Хиллари Клинтон многое делала для разрушения тех самых гендерных стереотипов, на которых сейчас может сыграть (и уже играет). Самое опасное для нее — это то, что нынешняя «мадам кандидат», в отличие от образа «всех устраивающей и всех ублажающей матери нации», является наиболее поляризующей общество фигурой. Те же опросы показывают, что она стабильно лидирует не только по позиции «за», но и «против». При этом самые верные и последовательные ее сторонники — это женщины, особенно те, кто реализовался профессионально. Но и самые яростные противники — тоже женщины, главным образом пожилые домохозяйки, живущие в центре и на западе страны. Интересно, что среди поддерживающих ее мужчин заметную долю составляют отцы девочек.

Расовые стереотипы и «неправильный черный»

Не менее сложной и противоречивой является ситуация с расовыми стереотипами и их влиянием на шансы Борака Обамы. Стереотипное представление об афроамериканцах, бытующее в Штатах и по сей день, описывает их как людей малообразованных, бедных (из-за собственной низкой мотивации, чтобы не сказать — лености) и склонных к преступности. «Зерно истины» здесь в том, что средний уровень материального благосостояния и образованности среди чернокожих американцев и впрямь несколько ниже, чем среди белых (особенно выходцев из Азии), а уровень преступности — несколько выше. Парадокс заключается в том, что преступников белых гораздо больше, чем чернокожих, — прежде всего из-за существенного перевеса общей численности выходцев из Европы над афроамериканцами. Тем не менее многие жители благополучных «белых» районов скорее будут опасаться и избегать забредшего к ним чернокожего незнакомца, нежели своего брата по расе.

С другой стороны, проявления группового антагонизма редко бывают тотально и исключительно отрицательными. Гораздо чаще они амбивалентны и состоят из негативного отношения к «плохим» и позитивного отношения (нередко демонстративного) к «хорошим» представителям тех, кого мы в принципе не любим. Показательным может быть пример, когда у отъявленного антисемита обнаруживается близкий друг-еврей. Другими словами, часто случается, что стереотипные представления о «плохих черных» («плохих евреях», «бабах» или «стервах» и т.д.) соседствуют с не менее стереотипными представлениями о «хороших неграх» («хороших евреях», «настоящих женщинах» и т.д.). Так вот, в глазах многих избирателей Борак Обама прямо-таки олицетворяет «хорошего негра».

И действительно, он получил прекрасное образование (закончил два университета, входящих в список лучших вузов страны, — Колумбийский и Гарвард), быстро прошел путь от адвоката, преподавателя и «общественника» до сенатора (всего лишь пятого афроамериканца за всю историю этого законодательного органа и единственного в настоящее время). У него очень хорошая, правильная речь без тени специфического «черного акцента» и даже цвет его кожи не такой уж черный. К слову, не следует считать, что последнее обстоятельство — не заслуживающая внимания мелочь. Эксперименты, основанные на манипуляциях с фотоизображениями одного и того же лица, неоднократно демонстрировали: чем темнее кожа человека «негроидного фенотипа», тем придирчивее оценивают его люди, принадлежащие к другим фенотипам.

Есть еще одно важное обстоятельство, сближающее Обаму с большинством американских избирателей. Будучи сыном белой американки и кенийца, он с полным правом может говорить о себе: «Ни в какой другой стране мира моя судьба не смогла сложиться так, как сложилась». И эти слова не вызывают ни горечи, ни иронии, как могло бы, родись он в семье потомков рабов, насильно или обманом привезенных в Америку. В отличие от предшествовавших ему чернокожих кандидатов в президенты (Эл Шарпон в 2004 году и Джесси Джексон дважды в 1980-х имели репутацию радикалов и статус «лидера Черной Америки»), Борак Обама успешно позиционирует себя как президент всех, а не только афроамериканцев. К тому же он молод, симпатичен и нравится женщинам, что тоже немаловажно (в частности, есть мнение, что именно внешняя привлекательность и «сексапильность» сыграли решающую роль в избрании в свое время Джона Кеннеди).

Есть в этом раскладе и обратная сторона: чем лучше получается у Обамы роль «хорошего негра» и чем больше у него сторонников среди белого большинства, тем хуже относятся к нему братья и сестры по расе. Поучительной в этом смысле является история с недавними выборами мэра в одном из городов «моего» штата (Ньюарк, штат Нью-Джерси). Здесь молодой и прогрессивный чернокожий выпускник Йейля проиграл старому во всех смыслах мэру, к тому же не без оснований подозреваемому в коррупции, который удачно разыграл против него карту «ненастоящего черного». Впрочем, Обаме вряд ли грозит остракизм со стороны чернокожих избирателей. Во-первых, у него есть политический капитал в виде супруги — вполне настоящей афроамериканки (как видим, как и его главная соперница, он не стесняется разыгрывать «супружескую карту»). Да и сам Обама, в отличие от неудачника из Ньюарка, ведет себя вполне как «свой среди своих», активно участвуя в жизни местной «черной общины», включая церковную.

Благоприятствуют Обаме и недавние позитивные изменения в социальном климате страны. Речь идет прежде всего о результатах реформы социального обеспечения, вследствие которой, в частности, существенно снизилось количество чернокожих матерей-одиночек, сидящих на вэлфэре (пособии по бедности), а заодно стало меньше белых, стереотипно считающих, что слишком много афро-американцев живут за счет государства, и боящихся, что чернокожий президент «будет отбирать деньги у белых, чтобы отдавать их черным». Отодвинулась в конец списка насущных вопросов и проблема преступности. А поскольку стереотипы автоматически связывают криминогенную опасность с афроамериканцами, то еще одним «противопоказанием» стало меньше. Короче говоря, расовая поляризация американского общества в последнее время заметно снизилась, зато возросла поляризация религиозная, что тоже, кстати, идет на пользу Обаме и во вред Клинтон. Дело в том, что в глазах многих консервативно настроенных белых американцев «черные либералы», центром общинной жизни которых традиционно является церковь, считаются «не такими уж либералами» по сравнению с либералами белыми, имеющими стереотипную репутацию «безбожников».

Кроме того, многие афроамериканцы уже успели связать свой политический выбор с четой белокожих Клинтонов, всегда старательно культивировавших данный сегмент электората. Здесь будет к месту вспомнить старую шутку лауреата Нобелевской премии по литературе Тони Моррисон, назвавшую Билла Клинтона первым чернокожим президентом Америки, поскольку он вырос в Южном штате в бедной и неполной рабочей семье, играет на саксофоне и любит джанк-фуд (дешевую и вредную еду вроде гамбургеров из «Макдональдса»).

Как видим, было бы ошибкой считать, что все афроамериканцы выступают за чернокожего кандидата в президенты, а все американки — за президента-женщину. С другой стороны, в предстоящих выборах как никогда особенно важно, кого предпочтут именно эти слои населения. Напомню, что женщины составляют 52% населения США, 54% от числа всех зарегистрированных избирателей и обычно 55—56% тех, кто на самом деле идет голосовать. Да и чернокожие американцы обоих полов — тоже весьма мощная и, как правило, довольно сплоченная избирательная сила. Что же касается социального слоя, состоящего из «белых мужчин», то здесь многое зависит от того, куда повернет результирующий вектор, состоящий из множества личных пристрастий и предрассудков, составляющих в сумме набор общественных стереотипов.

Что такое стереотипы и чем они плохи

Социальная психология понимает под стереотипами одну из составляющих так называемого группового антагонизма — ситуации, когда члены одной социальной группы (например, белые мужчины) проявляют негативное отношение к членам другой социальной группы (например, к женщинам или к людям с не белой кожей). Стереотипы описывают когнитивную (познавательную) составляющую группового антагонизма. Другими словами, устойчивые представления людей о типичных характеристиках типичного представителя не своей группы (ну, скажем, «типичная женщина» или «типичный еврей»). Синоним стереотипов — предрассудки. Т.е. нечто, попадающее в нашу голову еще до того, как мы хорошо и всесторонне подумали и проверили свои мысли на их соответствие реальности — в частности, нашим наблюдениям и опыту. Со стереотипами очень трудно бороться, поскольку по своей природе они столь же привлекательны, сколь и устойчивы. Ведь будучи мыслительными схемами, они экономят наше время и усилия, а еще Пушкин справедливо заметил, что люди «ленивы и нелюбопытны»...

Конечно, стереотипы зачастую несут в себе некое рациональное зерно — иначе они бы не складывались именно такими, какими сложились. Однако если копнуть глубже, то всегда окажется, что зерно это искусственное, сложившееся под воздействием определенных социальных условий в сочетании с присущими людям недоверием и подозрительностью к непривычному, не близкому, чужому — в общем ко всему «не нашему». Главная опасность стереотипов в том, что они не дают нам воспринимать людей (и, соответственно, относиться к ним) так, как те того заслуживают на самом деле. Даже не познакомившись с человеком, мы уже вешаем на него групповой ярлык, судим о нем по принадлежности к группе, а не по личным качествам и проявлениям. Иными словами, стереотипы делают нас пристрастными, сбивают с золотой середины восприятия в сторону необоснованного позитива по отношению к «нашим» и столь же необоснованного негатива по отношению к «не нашим». Не менее серьезный недостаток стереотипов заключается в том, что из-за них мы недооцениваем индивидуальные различия между членами группы и переоцениваем различия между людьми, относящимися к разным группам.

Однако самое разрушительное, временами просто катастрофическое воздействие стереотипы оказывают на свои «мишени» — прежде всего посредством так называемого самосбывающегося пророчества. Лишь очень немногие могут ему противостоять. Интересно, что, несмотря на широкую распространенность у нас самого этого явления, обозначающий его термин пока что не является популярным и общепринятым. А раз так, то лучше всего пояснить его на примерах. Приведу два, довольно типичных и важных. Пример первый. Девочке с детства внушают (родители, учителя, массовая культура), что она и техника — понятия несовместимые. В результате, когда у нее происходит первый контакт с каким-нибудь техническим приспособлением, она, «зная», что у нее ничего не получится, воспринимает любые нормальные осложнения, как доказательство этой несовместимости, не пытаясь их преодолеть тем самым научиться, а обращается за помощью к какому-нибудь мальчику. Пример второй. Пожилой человек «знает», что в старости у него «должна» ослабеть память, и когда с ним случаются обычные приступы забывчивости, коим подвержены люди всех возрастов, он верит, что пришел тот самый ожидаемый склероз, и ведет себя все более рассеянно, чему помогают понятные депрессивные настроения. В обоих примерах главным вредоносным фактором является подрыв веры в себя и в свои возможности, отказ от преодоления препятствий и обстоятельств из-за своей якобы продиктованной природой неспособности и слабости.

Исключительно ради полноты картины добавлю, что второй составляющей группового антагонизма являются предубеждения — негативные чувства, которые мы испытываем по отношению к кому-нибудь, кто явно «не наш». Как видим, в отличие от стереотипов, относящихся к мыслительной сфере (а по сути подменяющих процесс мышления вытаскиванием готовых схем и формул), предубеждения относятся к сфере эмоций. Ну, и поскольку мысли и чувства неизбежно выражаются в поведении, то неудивительно, что третьей составляющей группового антагонизма является дискриминация — неблагоприятные действия, направленные на членов группы, которую мы «не любим».