МАРТ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ

Когда я анализирую политологические комментарии последних недель — они могут касаться событий в России, теперь, после смены правительства и накануне президентских выборов, снова всех интересующих, или событий в Украине, которые должны всех заинтересовать уже в ближайшее время, я замечаю одну важную, как мне кажется, методологическую ошибку. А именно желание анализировать непубличную политику с помощью средств, присущих политике публичной. Или же сделать вид, что мы имеем дело с публичной политикой. Конечно же, логика в таких анализах не прослеживается, но они, как ни странно, успокаивают общество. А вот человек, пытающийся анализировать перипетии политики непубличной, называя вещи своими именами, обречен если не на остракизм, то на определенное сочувствие. Я уже привык к тому, что излагаю версии. Ну, версии так версии. Если бы в Византийской империи появились люди, пожелавшие проанализировать отношения на верхушке власти с точки зрения интересов представителей элиты, а не с точки зрения полемики вокруг символа веры или иконоборчества, они тоже были бы авторами версий, и их справедливо отсылали бы к решениям какого-то собора или распоряжениям одного из императоров. Поскольку там, там все написано!

Когда я изучал историю Византии, меня всегда поражало одно важное обстоятельство — желание засекретить. Самым главным распоряжением в условиях любых конфликтов было предложение сохранить все в тайне, за пределами общества (таким, каким оно тогда было), решить частным образом. К пропагандистским (извините — политическим) шагам прибегали тогда, когда частные решения не срабатывали, и именно благодаря этим пропагандистским шагам вообще можно написать и прочитать историю Византийской империи. Эта традиция элитарности, засекреченности, желание оправдать реальные земные интересы небесными лозунгами и является сущностью политического византизма, в эпоху которого мы живем. Западная политика может выглядеть порочной, ошибочной, противоречивой, однако это довольно открытая политика — достаточная хотя бы для того, чтобы осознать, где наличествует подмена интересов, и эту подмену разоблачить. У нас совершенно иная ситуация. Для политических журналистов на постсоветском пространстве я обязательно организовал бы прослушивание специального курса по истории Византийской империи — для точного понимания инструментария и последствий...

Конечно, было бы трудно с журналистами государственных СМИ. Ведь в финале этого политического триллера длиной в несколько веков Византийская империя гибнет. А зачем это знать государственным служащим, зачем так травмировать их психику? Но я нашел выход из ситуации — мне кажется. На последнем семинаре я бы сказал торжественно: да, дорогие коллеги, Константинополя уже нет. И Византийской империи нет. И даже Москва больше не столица Советского Союза, разумеется! Но если на парламентских выборах во вполне демократической Греции, на юге нашей мечты Европейского Союза, соревнуются племянник бывшего премьер-министра от правых с внуком и сыном бывшего премьер-министра от левых (племянник, которого зовут, как дядю, побеждает внука, которого зовут, как дедушку) — это означает не только то, что демократия бессмертна, но и то, что традиция бессмертна, что орлы Константинополя распростерли свои крылья и над Афинами, и над Москвой, и над Киевом — нужно уметь смотреть не только под ноги, не только в экран телевизора, а иногда и в небо, чтобы рассмотреть в вышине их вечный таинственный полет...