Когда любовь — яд

Что может вызвать у человека более возвышенные чувства, чем образ мадонны с младенцем на руках? Материнская любовь… Казалось бы, что может быть чище, бескорыстнее, прекраснее в этом мире? Но все ли матери любят своих детей одинаково? Всегда ли их любовь идет во благо? Ведь, к сожалению, нередки случаи, когда материнская любовь становится тяжелым бременем для ребенка, уродует его, калечит его судьбу. Конечно, это случается не так часто, но мы просим читателей не забывать, что наши статьи пишутся по материалам индивидуальных психологических консультаций. А психологам приходится слишком часто раскапывать проблемы, которые родом из детства…

Без нежности и любви своей мамы ребенок чахнет, как растение без воды. Но бывает, что вместо живительной влаги под видом материнской любви он получает настоящую отраву. Сильные способны выстоять, самые слабые — погибают, а иные претерпевают нравственные и психологические мутации и в свою очередь уродуют психику своих детей.

Чаще всего то, что мы называем материнской любовью, — это коктейль из инстинктов, эмоций, сознательных и подсознательных мотивов. И счастье, если это не гремучая смесь, калечащая детскую психику. Нам хотелось бы выделить некоторые «ингредиенты» этой любви, которые могут доминировать, предопределяя характер отношения матери к ребенку и стиль его воспитания.

Все замешано на обыкновенном материнском инстинкте, который направлен на то, чтобы оберегать своего детеныша, следить за тем, чтобы он был в тепле, сыт и здоров. Мы ни в коей мере не хотим принизить это здоровое чувство, которое является основой любви матери к своему чаду и залогом нормального развития ребенка. Но вряд ли кто-то будет спорить с тем, что человеческая особь женского пола не может уподобляться самке, тупо защищающей своего детеныша от вражеского окружения. Материнский инстинкт в норме облагораживается духовностью, социальными аспектами, знаниями, способностью к самоанализу, уважением и интересом к своему ребенку как к личности.

На первый взгляд любовь, в которой доминирует инстинкт, должна быть свойственна примитивным натурам, недалеко ушедшим по развитию от животного мира. В какой-то мере это так. Но, как ни странно, подобной любовью нередко страдают и весьма интеллигентные милые дамы, разумные во всем, кроме того, что касается их детей. Таким женщинам свойственна материнская тревожность, которая подавляет все доводы разума. Тревожные матери могут все время кутать малыша; бесконечно его перекармливать; бороться с микробами, ошпаривая кипятком клубнику; тормозить созревание ребенка, не отпуская его от себя. Но главное — нагнетать мнимые и реальные опасности, создавать нездоровую атмосферу страха: «Не бегай — упадешь»; «Не лезь на дерево — расшибешься и остаток жизни проведешь в гипсе»; «Не иди гулять на улицу — там хулиганы (насильники, наркоманы, бандиты)»; «В лагерь нельзя, заболеешь — кто за тобой будет ухаживать?»; «Сам к бабушке не поедешь, попадешь под машину (трамвай, электричку)». Все это вполне реальные опасности. Но вместо того чтобы готовить ребенка к жизни, такие матери от нее ограждают. Реакция детей на тревожность матери может быть двоякой — либо полный «пофигизм» и клиническая неосторожность (все это «мамины сказки»); либо — инфантильность, неумение за себя постоять, боязнь самостоятельной жизни.

Но бывает и так, что мать — воплощение рационализма. Интеллект берет верх и подавляет и инстинкты, и эмоции, и чувства. «Разумная» мать вечно озабочена тем, чтобы делать все «правильно». Именно такие мамаши веками являются дисциплинированными исполнительницами модных теорий. То они не брали малыша на руки, если тот плакал; то переводили ребенка на искусственное питание во времена усиленной рекламы фабричных смесей; то кормили новорожденного строго по часам, даже если он синел от голодного крика. Сейчас гораздо шире разброс воспитательных подходов, теорий рационального питания, а также здорового, очень здорового и абсолютно здорового образа жизни. Поэтому у матерей-рационалисток выбор весьма широк. В итоге они то шарахаются из теории в теорию; то надолго становятся адептами какой-нибудь одной; то применяют к своим детям элементы разных, порой взаимоисключающих теорий. Но воздействие на детей в любом случае не слишком позитивное. Одни дети могут приобрести чувство превосходства над окружающими и начать упиваться своей «особенностью»; стать ограниченными маленькими старичками, впадающими в ступор, если что-то не укладывается в привычную схему. Другие могут проникнуться стойким чувством вины из-за того, что они не такие «как надо», и в итоге рано сбежать на улицу, которая им покажется раем после строго регламентированной домашней жизни.

Похожим образом реагируют дети мам-дрессировщиц, озабоченных неукоснительным соблюдением дисциплины. В этом случае также довлеющим является желание, чтобы все было «по правилам». И не столь важно, чем обусловлено подобное стремление — педагогическим или управленческим стажем, религиозными догмами или верностью избранной теории. В таких семьях постоянно звучит фраза «ребенок должен». И за строгой схемой, жесткими рамками, в которые стараются втиснуть ребенка, очень трудно рассмотреть собственно любовь, здоровые чувства и эмоции.

Иногда требование неукоснительного послушания есть не что иное, как стремление утвердить свою власть над ребенком, реализовать чувство собственности. Повеления в этом случае не объясняются и не обсуждаются. Здоровье, счастье, судьба ребенка отходят на задний план. Главное — послушался ребенок или не послушался. Властью упиваются, в ней утверждаются ежечасно и ежесекундно, ее никогда не бывает достаточно. Власть ради власти. И чем бессмысленнее и нелепее приказание или запрет, тем сладостнее это чувство: власть и самодурство идут рука об руку. Муштра, тотальный контроль, подавление индивидуальности, — стоит ли говорить о том, что от ребенка не приходится ожидать ни здоровой психики, ни нормальных сыновних или дочерних чувств.

Некоторые матери отдают все силы обслуживанию ребенка. Качество и количество еды, идеальная чистота, аккуратная одежда. Казалось бы — самоотверженная трудолюбивая мать. Но у ребенка при этом — одни запреты и ограничения. Карандаши — нельзя: вдруг стены обрисует. Пластилин — нельзя: от пола потом не отдерешь. Бегать на природе — нельзя: упадет на траву, брючки не отстираешь. На пляже — только возле мамы в белоснежных трусиках, с завистью поглядывая, как играют у воды другие дети…

Есть еще бездумная, спонтанная любовь-потакание. У таких матерей одно желание — чтобы ребенок ее любил и был счастлив. Но любовь своих детей покупается разрешением всего, чего бы тем ни захотелось; удовлетворением всех их желаний, в первую очередь материальных. Хорошо еще, если семья не слишком богата: есть шанс, что ограниченные материальные ресурсы научат детей сдерживать свои желания. А если деньги — не проблема? Тогда будет проблема с детьми.

Материнская любовь невозможна без самопожертвования. Но нельзя ее путать с болезненной (иногда до истеричности) жертвенностью. Мама, страдающая комплексом жертвы, способна «удушить» в страстных объятиях своего ребенка. Стенания, драмы, постоянное перечисление реальных и мнимых жертв, принесенных на алтарь материнской любви, не способствует здоровым отношениям между матерью и ребенком. Синдром «вечного неоплатного долга» может сделать малыша зависимым, несчастным человеком или же побудить его удирать со всех ног из-под родительского крова как можно раньше (и тогда прозвучит «я ему жизнь отдала, я всем для него пожертвовала, а он…»).

Не намного лучше, если посредством ребенка мать пытается избавиться от своих комплексов. Женщины, не имевшие в детстве или не достигшие в зрелой жизни чего-то желанного, пытаются самореализоваться через своих детей. Учительница музыкальной школы кладет жизнь на то, чтобы ее дочь стала великой пианисткой. Мать без высшего образования может поставить себе суперцелью, чтобы сын обязательно окончил вуз. Прожившие в бедности разбиваются в лепешку, чтобы ребенок «ни в чем не нуждался», «был не хуже других». Жертвы сурового воспитания впадают в попустительство и вседозволенность по отношению к своим детям. Таким образом, ребенок играет для матери компенсаторную роль.

Порой ребенок становится для матери настоящим полигоном для самоутверждения. И в угоду своему тщеславию малыша гоняют по секциям, бассейнам, кружкам, спецшколам и пр. Далеко не всегда это забота о будущем ребенка. Увы, очень часто это не более чем желание похвастать перед окружающими вложенными в ребенка временем и деньгами. Или красивая мечта прославиться как мать выдающегося человека. Или приятное чувство: «Я — хорошая мать». Желания малыша, его способности в конкретной сфере, его здоровье (в том числе и психическое) — все отходит на задний план. Такой мамаше бывает невдомек, что неспешная прогулка с сыном или дочерью и разговор по душам могут дать детской душе гораздо больше, чем многолетняя погоня за пресловутым «развитием». Порой создается впечатление, что ребенок с удовольствием участвует в материнской игре: стремится к поставленной цели, ко все большим достижениям. Может показаться, что это стало для него таким же смыслом жизни, как и для его мамы. Но даже в этом случае в детском подсознании неизбежно тлеет огонек недовольства и неудовлетворенности. Ребенок не может не чувствовать, что любят не его, а его успехи и достижения.

К материнскому чувству может быть примешан банальный расчет — удержать возле себя любимого мужчину, избавиться от одиночества или, выражаясь «по-народному», «чтоб было кому в старости стакан воды подать». Стоит ли говорить о том, что расчет и чувства — вещи взаимоисключающие?

Многие матери рожают ребенка для себя. (Речь идет не о матерях-одиночках, а об отношении к ребенку, пусть даже в полной семье.) Такие женщины-эгоистки всю жизнь рассматривают своего ребенка как пажа, как прислугу, как раба: «Какие оценки мамочке принес?»; «Маму нельзя огорчать»; «Сначала подумай, как обеспечить мать, а потом уже корми свою…»; «О каком замужестве может идти речь, когда я так больна?». Такие мамаши-вампиры могут всю жизнь сосать из своего ребенка душевные и материальные ресурсы.

Мы привели только несколько примеров того, какие чувства могут преобладать в отношении матерей к своим детям. Но даже в норме любовь матери к ребенку может содержать «примеси» не совсем здоровых чувств и подсознательных мотивов. Поэтому всегда стоит проанализировать — где во мне говорит материнский инстинкт, где чувство собственницы, где тревожность, а где и тщеславие. Иногда без помощи психолога в этом не разобраться (требование от ребенка «правильного» поведения может быть продиктовано совершенно разными мотивами). Женщины не так уж часто сомневаются в том, что они любят своих отпрысков. А вот детям свойственно постоянно испытывать сомнения в маминой любви. Бывает, что им просто очень трудно разглядеть любовь за материнскими требованиями и ожиданиями, воспитательными теориями и схемами. А порой дети просто отторгают тот вид любви, который присущ их маме.

Все не так страшно, если отец ребенка выполняет в семье стабилизирующую и уравновешивающую функцию. Тогда любое негативное влияние матери смягчается. А если отца нет? Или с его мнением в семье не считаются? А может, он весь поглощен добыванием средств на хлеб насущный? А вдруг сам испытывает подобные чувства или даже является их генератором?.. Конечно, нельзя ни приуменьшать, ни преувеличивать влияние матери на своего ребенка. Но важно понимать, что многие психологические проблемы уходят корнями в детство.

А что же делать тем, кто увидел в нашей статье приметы собственной жизни? Если вы сумели поставить себе «диагноз», считайте, что уже наполовину излечены. К счастью, человеческая психика весьма гибка и податлива, и только от нас зависит, какой багаж мы дадим в дорогу нашим детям.