Людвиг ЛИТВИНСКИЙ: «Смешивать в единое целое ядерную энергетику и ядерное оружие более чем некорректно» Директор ведущего в отечественной атомной энергетике научно-инженерного центра отвечает на претензии, выдвинутые в адрес ядерной отрасли

Украинской общественности не привыкать к разноречивым толкованиям проблем работы атомного энергокомплекса. Высказывания многочисленных политиков и отраслевых экспертов на эту тему носят зачастую диаметрально противоположный характер. И если одни комментаторы утверждают, что ядерная отрасль является наиболее экологически чистой, то другие обвиняют ее в катастрофическом загрязнении окружающей среды и пугают возможным ядерным взрывом.

К лагерю ярко выраженных критиков нынешнего положения дел в атомной энергетике можно отнести руководителя экспертных программ Всеукраинской чернобыльской партии Николая Карпана, который изложил свою точку зрения в предыдущем номере «ЗН». Статья Карпана содержала ряд острых критических выводов относительно современного развития «мирного атома», ответить на которые изъявил желание директор научно-инженерного центра систем контроля и аварийного реагирования, доктор физико-математических наук Людвиг Литвинский.

В отечественных экспертных кругах Людвиг Леонидович считается одним из ведущих ученых-ядерщиков, и редакция «ЗН» надеется, что интервью с ним не оставит равнодушными читателей, интересующихся атомной проблематикой.

— Людвиг Леонидович, в предыдущем номере «ЗН» современная атомная энергетика подверглась острой критике за негативные последствия для природы и человека от ее деятельности. Речь, в частности, шла о радиационном загрязнении огромных территорий, воды и воздуха. Быть может, вместо вхождения в эпоху «ядерного ренессанса» человечеству пора отказаться от использования АЭС?

— Любая деятельность человека является потенциально или фактически вредной для окружающей среды. Единственное, что безвредно, — это полное бездействие.

Вопрос только в соотношении наносимого вреда и получаемой пользы. Любая деятельность человека считается оправданной, если польза, которую вы получаете, все-таки заметно превышает вред, который вы наносите.

Если мы говорим об атомной энергетике, нужно сравнивать этот источник электроэнергии в смысле соотношения вреда—пользы с другими, альтернативными ей источниками. Так вот, согласно общепринятым мировым оценкам, ядерная энергетика при нормальной эксплуатации ее объектов и в случае отсутствия запроектных аварий является наиболее безопасным с экологической точки зрения источником электроэнергии.

— Даже более безопасным, чем солнечная энергетика?

— Если мы, к примеру, возьмем солнечную энергетику, нужно рассматривать ее полный технологический цикл, начиная от изготовления солнечных батарей и заканчивая их утилизацией, а это уже соответствующие химические производства.

Или если говорить о ветроэнергетике, нужно учитывать уровень производственных отходов при изготовлении материалов, из которых конструируются ветряки. Не нужно также забывать о глобальном влиянии ветроэнергетики в случае ее дальнейшего активного развития на движение атмосферных потоков, на миграцию живых существ.

В целом нарастающий экологический кризис на земном шаре вызван отнюдь не атомной, а традиционной энергетикой, использующей в качестве энергоносителей уголь, газ и мазут, а также промышленными производствами, загрязняющими пространство, воздух и воду. То, что до сегодняшнего дня натворили в мире атомные реакторы, на порядок ниже по вредности, чем радиоактивные выбросы угольных ТЭС в виде радия или радиоактивного углерода.

К тому же, если говорить о соотношении вреда—пользы, атомная энергетика, в отличие от той же ветровой или солнечной, является еще и конкурентоспособной.

— Но ведь существует одно «но» — при запроектных авариях ядерная энергетика наиболее опасная.

— Именно поэтому сведение аварийных рисков к минимуму и является главной задачей атомной отрасли.

На сегодня вероятность запроектной аварии на отечественных АЭС оценивается в одно событие на 100 тыс. лет. По мнению специалистов, это социально приемлемый уровень. Этот уровень соизмерим с запроектными авариями на химкомбинатах, с сильными землетрясениями и другими природными катаклизмами.

Для реакторов следующего поколения, которые мы планируем строить, вероятность таких аварий будет в десять раз меньше — одно событие в миллион лет.

— Как вы прокомментируете утверждения, что атомная энергетика родилась и начала развиваться на базе военного атома и что ученые СССР и США в середине ХХ века выбрали неправильный путь, что повлекло за собой создание опасного реактора, вырабатывающего огромное количество опасных отходов?

— Я считаю, что смешивать в единое целое ядерную энергетику и ядерное оружие более чем некорректно. Практически все научные и технологические открытия человечества всегда использовались двояко — как в мирных целях, так и в военных. Не было такого открытия и такой технологии, которая бы не имела двойного назначения. Начиная от изобретения паровой машины и заканчивая лазером, который может эффективно использоваться в «звездных войнах».

Ученые, в начале ХХ века открывавшие закономерности ядерной физики, не говорили о возможности использования ядерной энергии в качестве оружия. Эта идея появилась несколько позже, где-то уже в тридцатые годы.

Вначале ученым нужно было проверить, выделяется ли энергия в процессе распада ядра. Поэтому первые эксперименты, еще до бомбы, были нацелены на то, чтобы добиться неуправляемой ядерной реакции. И отсюда естественно возникла идея бомбы.

Хотя управляемая реакция куда более интересней, чем неуправляемая. Для любого ученого интересней было обуздать этого змея, а не выпустить его, как джинна из бутылки.

За всем этим стоял простой интерес: когда вы научитесь управлять процессом реакции, то автоматически получите источник энергии.

На вопрос же, беда или счастье атомной энергетики в том, что была ядерная программа, нельзя ответить однозначно. Если бы не было ядерной программы, то никто не дал бы большие деньги на достаточно глубокие и серьезные технологические разработки в области атомной энергетики. Благодаря существованию военной программы финансировались и эти разработки. В противном случае научные открытия еще достаточно долго не были бы реализованы в реальных технологиях.

Вредность и бесполезность ядерного оружия для человечества, конечно же, очевидна. Однако кое-кто, доказывая эту аксиому, как-то передергивает карты и от идеи ненужности ядерного оружия для человечества переходит к ненужности атомной энергетики.

— И все-таки существует мнение, что если бы атомная энергетика изначально развивалась в мирных целях, в ее основе лежал бы безопасный торий-урановый цикл, дающий гораздо меньше радиоактивных отходов по сравнению с используемым сегодня уран-плутониевым циклом, предназначенным для производства плутония как ядерной взрывчатки.

— Утверждение, что нынешние реакторы плохие и нужно переходить к реакторам торий-уранового цикла, — это просто полная безграмотность.

Да, в основе современной ядерной индустрии действительно лежат технологии, которые позволяют получать оружейный плутоний. Однако исторически выбор топливного цикла был связан не столько с военной причиной, сколько с нейтронно-физическими особенностями протекания ядерных реакций.

Торий-232 делится только быстрыми нейтронами. Поэтому реакторы на ториевом топливном цикле подобны реакторам на быстрых нейтронах на природном уране, которые на сегодняшний день являются неконкурентоспособными. Интерес к реакторам на быстрых нейтронах не затухает вот уже на протяжении 30 лет, тем не менее их широкое применение — пока еще дело будущего.

Подобные реакторы в мире есть, например, реакторы типа БН; есть такой реактор и в России, однако используются они скорее как прототипы. Там существуют огромные проблемы с теплоносителем: воду в этом реакторе в качестве теплоносителя использовать нельзя. Используется жидкий натрий. Аварийные риски для таких реакторов гораздо выше, чем для ныне действующих реакторов на тепловых нейтронах, использующих изотоп урана-235.

В целом реакторы на быстрых нейтронах относятся к реакторам следующего поколения.

— В статье Николая Карпана утверждается, что современные корпусные ядерные реакторы являются опасными и могут взорваться, как бомба, в случае, если из них «вылетят» регулирующие стержни управления. Насколько это соответствует действительности?

— В упомянутой вами статье идет критика реакторов под давлением, к которым относятся все эксплуатируемые на украинских АЭС реакторы ВВЭР.

Да, на мой взгляд, конструкция бассейнового реактора вроде бы технологически лучше, чем реактора под давлением. Однако чернобыльские реакторы как раз относились именно к бассейновым реакторам, в отличие от американской станции «Тримайл-Айленд», где авария произошла на реакторе под давлением.

Однако реакторы под давлением имеют герметическую защитную оболочку — контаймент, а бассейновые реакторы, именно потому, что там не было давления, всегда строились без контаймента. Вот и имеем результат.

Аварии были одинаковыми. Но вследствие того, что реактор «Тримайл-Айленд» имел контаймент, радиоактивность за его пределы не вышла, а мы получили то, что называется чернобыльской катастрофой.

Так что ругать реакторы под давлением просто смешно. Кстати, давление на наших ВВЭР не 200 атмосфер, а максимум 160. Но это не суть важно.

Что касается песни о том, что из реактора начнут вылетать, как пробки из шампанского, стержни управления... Это детский сад. Сама конструкция реактора предусматривает, что они не могут вылететь. Есть специальные конструктивные решения, которые не позволяют случиться этому.

— Можно ли создать безопасные ядерные реакторы?

— Такие исследовательские реакторы уже давно есть. Речь идет о подкритичном фотоядерном реакторе. Это когда в активной зоне реактора содержится так мало топлива, что цепная ядерная реакция не может начаться ни при каких обстоятельствах. А недостающие нейтроны добавляются в активную зону впрыском извне.

Однако на сегодняшний день такие реакторы нерентабельны. Вы тратите денег больше, чем получаете от продажи электроэнергии.

— Что все-таки Украина будет делать с отработанным ядерным топливом (ОЯТ) через 50 лет его временного хранения в контейнерах? Как его будут оттуда доставать, и насколько оправдана сама идея временного захоронения топливных кассет?

— С точностью предсказать, что будет через 30—50 лет, невозможно. 50 лет — это тот период, на протяжении которого кардинально меняются технологии.

Возьмите 1950 год. Ни высокотемпературной сверхпроводимости, ни лазерной техники, ни космических полетов — ничего этого не было.

Поэтому наиболее правильное сегодня решение, как распорядиться с ОЯТ, — это отложенное решение. То есть мы должны прежде всего обеспечить на 50 лет безопасность хранения тепловыделяющих сборок, а через 50 лет технологии будут такими, что наши сегодняшние решения покажутся смешными и неправильными.

К примеру, мы можем сегодня вместо хранения ОЯТ в контейнерах закопать его в геологические формации, да еще и залить сверху бетоном. А через 50 лет нам придется ОЯТ оттуда откапывать.

Когда возникает сомнительная ситуация, самое неправильное — это принимать необратимое решение. Потому что такое решение не позволяет потом исправить свои ошибки. Временное хранение ОЯТ в контейнерах — это пример обратимого решения.

Временное хранение ОЯТ — это тот путь, который избрали все страны. Избрали по одной простой причине: временное хранение позволяет нам сохранить этот золотой запас. Мы храним его до того момента, когда возникнет потребность в этом запасе. Это произойдет, когда истощатся запасы природного урана и нужно будет искать другие источники энергии. Вот здесь ОЯТ после переработки может быть использовано для повторной загрузки в те же реакторы будущего поколения на быстрых нейтронах.

Пока же переработка ОЯТ нерентабельна — дешевле обогащать природный уран. Ничего более правильного, чем временное хранение ОЯТ, на сегодня нет.

Что касается технологии изъятия топлива после временного хранения — такая технология существует как при контейнерном, так и при камерном хранении ОЯТ.

При этом просыпи урановых таблеток в контейнерах не произойдет, так как технология пятидесятилетнего сухого хранения ОЯТ предусматривает, что в течение этого срока разгерметизация топливных кассет не может случиться.

— Правда ли, что на сегодняшний день мы имеем в Украине 130 млн. кубометров радиоактивных отходов, накопленных атомной энергетикой? Подобный объем даже трудно себе представить…

— До конца эксплуатации действующих реакторов мы накопим высокоактивных радиоактивных отходов несколько сотен кубических метров, а низкоактивных — несколько десятков тысяч. Я не знаю, откуда взяты все эти миллионы и миллиарды. Может быть, из расчетов бывшего Минчернобыля, которое считало весь поверхностный грунт в 30-километровой Чернобыльской зоне отходами и требовало денег, чтобы снять с этой территории двухметровый слой грунта и захоронить его.

Меня удивляют и некоторые другие цифры и факты, приведенные Николаем Карпаном в его статье. Так, по его данным, в ходе переработки тонны ОЯТ возникает 45 тонн высокоактивных жидких отходов, 150 тонн — среднеактивных и 2 тыс. тонн — низкоактивных. Откуда автор взял эти цифры?

На самом деле после переработки ОЯТ мы имеем около 6% веществ — в основном продуктов деления. На тонну топлива вы получите 60 кг собственно таких веществ. Да, эти продукты деления потом разбавляют. Коэффициенты разбавления сильно варьируются. Вот сейчас Россия предлагает, и это уже достаточно устаревшая технология, коэффициент разбавления 5. То есть вы получите 300 кг высокоактивных радиоактивных отходов на одну тонну ОЯТ.

Или еще одна озвученная в статье цифра: «удельная» стоимость временного наземного сухого хранилища для ОЯТ — 8,5 тыс. долл. Откуда взята эта цифра? Настоящая цена — порядка 200 долл. за тонну. Разница есть? Существуют известные цены, и их никто не скрывает. Даже в прессе они неоднократно фигурировали.

А как вам нравится информация о том, что Великобритания и Франция сбрасывают радиоактивные отходы в Северную Атлантику? После таких заявлений автор может попасть в очень серьезные международные судебные разбирательства. Такие вещи нельзя заявлять огульно. Нет этого, ну действительно нет.

Или еще одно авторское утверждение: властные структуры заявляют о создании могильника для приема радиоактивных отходов из-за рубежа. Да никто этого не заявлял и никто ничего не собирается принимать. Это законом запрещено. В законе об этом черным по белому написано. Можно, конечно, заявлять, что твой сосед на коленях собирает атомную бомбу. Но где доказательства, что он действительно это делает?

— А как вы прокомментируете свежую идею эффективной и быстрой разборки «Саркофага» вместо того, чтобы сооружать над объектом второе «Укрытие»?

— Быстро разобрать «Саркофаг» — это означает «сжечь» несколько тысяч человек дозами в несколько десятков рентген. Эти люди уже не смогут работать в ядерной энергетике. Кому это нужно?

— Считаете ли вы целесообразным создание единого центрального органа исполнительной власти по вопросам преодоления последствий чернобыльской катастрофы?

— Опыт функционирования в Украине подобного ведомства до 1996 года показал степень «эффективности» такой схемы. В течение ряда лет все предприятия платили вначале 14%, потом 10% чернобыльского налога с оборота. То есть, по сути, этот самый уполномоченный орган распоряжался 10% всего валового национального дохода.

Что в Чернобыльской зоне за эти годы было сделано такого, что оправдывало бы «зарытые» туда деньги? Да ничего там не было сделано, кроме первоочередных гидротехнических работ и противопожарных мероприятий. Эти деньги фактически разбазаривались и разворовывались. И нам сейчас любезно предлагают восстановить структуру, которая была причастна к этому. Сразу все становится понятно. Что я могу сказать?