Увидеть музыку. Композитор Лев Колодуб: «Не одно мое произведение прошло кругами лишений и казусов»

Поделиться
Творческий диапазон этого известного украинского композитора весьма широк — от симфонии до песни...

Творческий диапазон этого известного украинского композитора весьма широк — от симфонии до песни. Интенсивно и интересно он разрабатывает сферу монументального и камерного инструментализма — концерты, симфонии, увертюры, сюиты, рапсодии. Создал также балеты, оперы, оперетты, мюзиклы, вокально-симфонические произведения, хоры, романсы... Задел весомый. Лев Колодуб — знаковая фигура украинской музыки. Его раздумья о современном восприятии серьезной музыки или модерных оперных трактовках сегодняшнего дня — это взгляд человека мудрого, способного не только «слышать» музыку, но еще и видеть ее…

О двух Бетховенах

— Люблю больше всего оркестровую музыку, вокальный жанр (только не попсу!), оперное и камерное пение, и стараюсь работать в этом направлении, не отклоняясь. Прежде смолоду я по наивности старался писать то, что имело злободневный резонанс, теперь нет желания. Да и нет нужды — столько уже всякого звучит по радио и ТВ с утра до утра. Правда, на радиоканале «Культура» бывает попадаю на замечательные концерты симфонической, оперной и камерной музыки, думаю: «Почему на других каналах транслируют в три часа ночи, а не в три дня?» Это меня очень волнует, ведь по вине радио и ТВ фактически происходит упадок культуры народа в целом, растет молодежь, которая никогда не слышала Шопена, Рахманинова, Бетховена. Одной журналистке я посоветовал провести эксперимент. Она в школе спросила семиклассников: «Что означает слово «Бетховен?» Почти все закричали: «Это собака!» Только один задумался и ответил: «Кажется, есть еще композитор такой...» На целый класс один оказался, и то как-то неуверенно сказал.

Я довольно часто бываю в Германии, у меня там друзья-музыканты. Я знаю, как реагирует немецкая публика на украинское — по духу, мелодике. Я был свидетелем, как в городе Хаарен (близ границы с Голландией) зал от восторга встал, хотя нем­цы очень редко проявляют эмоции, они скандировали, отбивали ладонями ритм. А звучали «Турівські пісні» для камерного оркестра (произведение Л.Колодуба. — В.К.). Еще когда-то я предложил своему другу дирижеру Ортвину Беннингхоффу, коллектив которого среди прочего играл мой довольно сложный концерт для скрипки, исполнить «Сім українських пісень». Эти пьесы без пения, но дух в них очень национальный, поскольку основа народная. Беннингхофф боялся: «Мы исполним, а критика набросится, дескать, взялись за что-то примитивное». Оркестр концертировал на протяжении двух недель — каждый день в новом городе. Наконец прозвучал мой украинский цикл. И успех был. С того времени Беннингхофф исполнял украинские песни четыре года, а потом позвонил по телефону из Германии: «Слушай, я не знаю, что делать, мы уже во всех городах сыграли «Сім українських пісень», и не раз, я уже привык завершать ими свои программы, высылай что-нибудь в том же духе». Я выслал сюиту «Турівські пісні».

Есть на Черниговщине село Туровка, откуда пошел наш род. Там когда-то у выдающегося историка, этнографа, музыковеда и композитора Николая Дмитриевича Маркевича гостил Тарас Шевченко. Поэт посвятил ему стихи «Бандуристе, орле сизий...». Маркевич содействовал, чтобы в Туровке руководил приходом отец Иван — из старинного рода казацких священников Михновских, служивших на Хортице в церкви Успения Пресвятой Богородицы. Его старший сын Николай в 1900 году написал знаменитую книгу «Самостійна Україна» (вот откуда пошел этот термин), ставшую программой действий для поколений борцов за освобождение Украины. Считаю, что в Туровке по этому поводу нужно поставить большой памятник.

…Я стою в стороне от всякой шелухи. Наверное потому, что сызмала рос в музыкальной среде, где уважали искусство и настоящее дело-поступок. Мама и дядя Александр — оперные певцы. Отец был агрономом (погиб во время сталинских репрессий), пел украинские песни и играл на сопилке — это глубоко запало в мою детскую память. Я был погружен в оперную стихию, припоминаю, как мама учила партию Чио-Чио-сан, я всю эту музыку знал на память, очень чувствовал содержание, потому что мы жили в водовороте трагических событий. Совсем маленьким я слушал «Запорожца за Дунаем» со знаменитыми Паторжинским и Литвиненко-Вольгемут.

Сейчас в Союзе композиторов Украины «партии» нет. Но есть люди, которые угодливо толкутся вокруг определенных харизматических фигур, а вокруг этих последователей крутятся уже те, кто им подражает. Я никогда этим не прельщался. Более того, я абсолютно не занимаюсь пропагандой своей музыки. Обычно ко мне обращаются за нотами часто незнакомые люди, которые услышали где-то мою музыку.

Об авторстве и праве

— Авторское право? О чем можно говорить в стране, где не работают законы? Что-то капает иногда. Агентство по охране авторских прав раз в два-три месяца переводит какие-то деньги. Но за что конкретно эти деньги, не говорят, как я ни добивался ответа. С 2001 года до недавнего времени шла моя опера «Поэт» в Харьковском оперном театре (может, шла бы дальше, если бы не скончался директор-энтузиаст Георгий Селихов), в агентстве по авторским правам я пытался узнать: «Получили ли вы какие-то деньги из Харькова?» — «Мы выясним». До сих пор выясняют.

Смотрю на это философски. Поскольку даже из Германии, где десятки раз исполнялась моя музыка, я ни одной копейки не получил, хотя у организации, защищающей наши авторские права, есть соглашение с немецкой аналогичной организацией. Я попросил своего немецкого приятеля: «Узнай, почему ваша GEMA ничего не отчисляет». — Он сказал: «Пришли справку, что ничего от нее не получал в Украине». Я взял такую справку, выяснилось, что за четыре года действия настоящего соглашения GEMA ни разу никому в Украине даже копейки не перечислила. С этой справкой (переведенной на немецкий) мой приятель пошел в GEMA. Результата никакого. Так что я на авторское право, точнее, на его отсутствие, не обращаю внимания.

И с продвижением опер трудно. Благодаря только тому, что в театрах были директора, художественные руководители — фанатики своего дела, у меня состоялись три оперные премьеры. «Дніпровські пороги» (о революционных событиях 1905 г.) — в Днепропетровске, «Незраджена любов» по поэмам военных лет Андрея Малышко — в Одессе и Донецке.

Последняя моя опера «Поэт» (о Тарасе Шевченко) семь лет шла в Харькове и, как и предыдущие, драматургически выстроена весьма непривычно. В ней есть даже сюрреалистическая сцена: Шевченко видит себя молодым крепостным крестьянином, старым солдатом, и при этом сидит в кресле (последний период жизни в Петербурге) — фактически три Шевченко поют, и к этому трио подключается хор — «Зоре моя, вечірняя», и этот хор как будто врастает в задник спектакля, где нарисованы портреты великих украинцев, которые появились после Шевченко, то есть происходит общее признание Шевченко.

Я веду к тому, что современная опера требует новой формы подачи материала. Кинематограф, драматический театр бурно развиваются, а оперная эстетика как будто застыла в XIX веке, она уже не видит и пяток сценической драматургии современного театра. Я пытался своими операми как-то исправить ситуацию.

Не люблю так называемый авангардизм. Это что-то страшное! Красивое слово «авангард» испоганили. Я противник формалистики и нафталина... Первый харьковский исполнитель роли Поэта Петр Бойко однажды мне признался: «Сначала я ничего не мог понять, даже бросал клавир трижды под рояль. А потом, когда уже начались общие репетиции-спевки, мы увидели и поняли, что происходит. И были поражены, ведь это не похоже на обычную драматургию оперы, время и персонажи перемешаны, они взаимодействуют по логике внутренних прозрений, характеров».

Не одно мое произведение прошло по кругам лишений и казусов. Сначала оперу взялся ставить Днепропетровский оперный театр, были определены исполнители, заказана сценография. В Киеве оперой заинтересовались в Музыкальном детском театре на Подоле, тоже решили ставить. В конце концов заинтересовался главный оперный театр в Киеве, взял произведение в постановку. В Днепропетровске страшно оскорбились, сказали: «Мы не будем с Киевом соревноваться, у нас нет таких средств». В Музыкальном детском театре тоже дали задний ход. Взялся ставить Степан Турчак, процесс запустили в апреле 1988 года. Директором театра тогда был Лев Венедиктов, сейчас — главный хормейстер, человек чрезвычайно высокой культуры. Была скомпонована творческая группа. Но летом Степан Турчак ушел из жизни, полностью поменялось руководство театра, художественным руководителем, главным режиссером стал Дмитрий Гнатюк. Возникло сопротивление, наверное, из-за такого соображения: если оперу о Шевченко да еще и в театре имени Шевченко будет ставить запланированный Турчаком высокопрофессиональный режиссер, то удачная постановка в дальнейшим «будет висеть грузом» на всей творческой жизни, то есть потом стыдно будет ставить другие спектакли хуже, опускаться ниже определенного уровня. Дмитрий Гнатюк сделал все, чтобы спектакля не было, собрал художественный совет, на котором режиссер Ирина Молостова сказала: «Я скажу коротко. Если бы мне поручили этот материал, я бы с радостью взялась, а сейчас извините... у меня репетиция». И ушла. Слово взял Гнатюк: «Вы знаете, опера очень сложная вокально. У нас нет такого баритона, который смог бы провести главную партию». Я спрашиваю: «Дмитрий Михайлович, а куда же девалась вся команда? Степан Васильевич Турчак назначил четыре баритона». — «Это не тот уровень». — «А почему, если не тот уровень, они вообще поют в опере?» — «Они поют традиционные произведения, а у вас непривычная опера». Я говорю: «Давайте встретимся, сядем к инструменту, и то, что вы считаете сложным, я переработаю здесь же при вас». «Там высокие ноты», — гнет свое Гнатюк. Удивляюсь: «Один раз есть соль. А Жермон в «Травиате» что поет? Ля бемоль». — «Нет, нет, нет... ну, хорошо, встретимся, встретимся». Поныне встречаемся, двадцать лет миновало…

О метаморфозах оперы

— Наш Национальный оперный театр мало отличается от оперных театров мира. У меня есть много видеозаписей современных оперных спектаклей — в Германии, Франции, Италии, Америке, даже в Австралии. Везде чувствуется колоссальный режиссерский кризис. Нынешние режиссерские «новации» в классическом репертуаре я считаю преступлением против искусства. Опера — это синтетический жанр с весьма характерной музыкой, часто написанной в XVIII или XIX веке, то есть композитор рассчитывал на конкретную сцену, присущую определенному времени. Когда мы смотрим спектакли из прошлых эпох, мы переносимся в соответствующую атмосферу, будь это оперы Глюка, Россини, Верди, Пуччини, Чайковского и других. Это свидетели времени, в их произведениях — дух времени не только в музыке, но и в костюмах, декорациях, даже в постановке движений — все должно отвечать времени.

Так что я против перелицовки классики, это полнейшее бескультурье. У меня есть запись оперы «Турандот». Во-первых, режиссеру нужно знать, что в ее основе лежит старинный китайский сюжет, во-вторых, нужно хорошо знать время Пуччини, тогдашний театр, в-третьих, местный колорит и психологию. А на сцене стоят кубы светло- и темно-синего цвета: самый большой куб метров пять высотой, дальше — меньшие, наконец, куб, на который можно сесть. Выскакивает какая-то стриженая дама в джинсовом костюме, трясет постоянно головой, садится, раскорячась, и начинает петь арию Турандот. Я не смог на это безобразие смотреть, выключил телевизор. Даже Вагнера так же ставят в Байроте, в колыбели его опер, то есть в городе, где был построен для Вагнера театр, в котором он поставил все свои лучшие произведения. Ничего не осталось от немецкого романтизма. А постановки «Евгения Онегина» в Лондоне, кроме ужаса и удивления, ничего не вызывают.

Сейчас внедряют «традицию» (ее пропагандируют даже некоторые наши музыковеды), согласно которой оперы должны идти на языке оригинала, поскольку, дескать, перевод меняет музыкальный смысл. Когда я отверг эту ерунду, мне сказали: «Во время спектакля на мониторе сверху бежит строка перевода». Да мне, извините, начихать на эту строку, я смотрю на персонажей и слушаю музыку, которую они поют. Я должен мгновенно понимать каждое слово, действие. Так что нужно делать профессиональные, грамотные переводы. Когда-то Максим Рыльский, Борис Тен, Николай Лукаш гениально переводили, потому что любили оперное искусство, знали каждую ноту и искали нужные слова.

Расскажу такой случай. Я написал музыку на стихи Пушкина «Зимнее утро», позже увидел перевод Николая Терещенко. Я был поражен: на украинском, оказалось, легче и интереснее петь. Например, пушкинскую фразу «А нынче посмотри в окно...» Терещенко перевел: «А нині глянь-но у вікно». Ни одного шипящего и резкого звука нет! Перевод может быть адекватным и мелодичным, таким, что комар носа не подточит. А в Лондоне дородная тетя поет: «Минья рибьйонком все зовут». Вспоминаю одну польку, которая готовила на конкурс русские романсы. Она попросила, чтобы я исправил ее произношение, но она физически не могла сказать «меня», выходило все равно «минья». Так произносят немцы, англичане. Есть интересная запись репетиции Стравинского, когда американка пела его «Свадебку». Как он ни старался исправить ее произношение, ничего не выходило, так он махнул рукой и начал шутить, даже передразнивать певицу. Зачем же портить произношением великие полотна — оперы, если есть замечательные переводы?

Еще имеется у нас огромная проблема — непрофессионализм режиссеров. В Национальной музыкальной академии наконец начали готовить музыкальных режиссеров, надеюсь, это скажется положительно. Раньше их готовили в Ленинграде, хотя тоже без казусов не обходилось. В Днепропетровске, например, ерунда получилась с моей оперой. Там работал хороший режиссер Тихомиров, но мою оперу он не имел возможности поставить, предложил своего бывшего «хорошего студента». На художественном совете я показал оперу. Молодой режиссер сказал: «Я обдумаю, и все сделаем так, как я скажу. Определенные фрагменты мы перетасуем». Я говорю: «Без меня. И без моей оперы. Этого не будет». Похожая история была в Киевском театре оперы и балета, когда пригласили знаменитого Вениамина Тольбу (он уже был на пенсии), дирижировать оперой «Орфей» Глюка. Тольба — чрезвычайно большой культуры человек, совестливый, замечательный музыкант, готовился год: вычищал оперу от всяких напластований, чтобы все было так, как задумано в оригинале. Приехал режиссер из Германии, скомандовал: «Это мы выбросим, это переставим туда, это сюда...» Тольба вежливо слушал, потом положил дирижерскую палочку на партитуру, отодвинул на середину стола, сказал: «Без меня». И ушел, не захотел уродовать выдающееся произведение. Больше ни разу в оперный театр не зашел.

Хорошим оперным режиссером была Ирина Молостова (царство ей небесное), наверное, еще и потому, что она была режиссером Театра русской драмы имени Леси Украинки. Драматический театр невероятно опередил постановочную часть нынешних оперных театров. Косметикой, эффектами-цацками дело не поправишь, только профессионализмом, знанием определенных эпох и пониманием сердцевины творчества композитора, законов музыки и драматургии. То есть культурой.

Из досье

Лев Николаевич Колодуб — народный артист Украины, лауреат многих премий — родился 1 мая 1930 года в Киеве. Но замечательная весенняя дата рождения не защитила его. После ареста отца в 1938 году семилетний Лев вместе с мамой, оперной певицей, бегут в Харьков. Там в 1954-м он окончил консерваторию в классе выдающегося профессора Михаила Тица. С 1966-го преподает в Киевской консерватории на кафедре композиции и инструментовки. С 1985 г. — профессор. В 1997-м возглавил новообразованную кафедру музыкально-информационных технологий (он не может быть не на острие времени).

Хранитель украинского фольклора (из которого «высекает» новое музыкальное качество) и творец современной музыки (она поражает стилевым универсализмом, свежестью, новизной, неповторимостью), Лев Николаевич успешно объединяет активное композиторское творчество с педагогической и общественной деятельностью.

Метко о композиторе сказал немецкий профессор из Кельна Фердинанд Брукман: «Лев Колодуб — это имя и это символ. Его невозможно не поставить в один ряд с такими выдающимися мастерами, как Артур Онеггер и Франк Мартин…»

Поделиться
Заметили ошибку?

Пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter или Отправить ошибку

Добавить комментарий
Всего комментариев: 0
Текст содержит недопустимые символы
Осталось символов: 2000
Пожалуйста выберите один или несколько пунктов (до 3 шт.) которые по Вашему мнению определяет этот комментарий.
Пожалуйста выберите один или больше пунктов
Нецензурная лексика, ругань Флуд Нарушение действующего законодательства Украины Оскорбление участников дискуссии Реклама Разжигание розни Признаки троллинга и провокации Другая причина Отмена Отправить жалобу ОК
Оставайтесь в курсе последних событий!
Подписывайтесь на наш канал в Telegram
Следить в Телеграмме