«У меня еще есть адреса...» Стивен Спилберг впервые приедет в Украину. На премьеру фильма Сергея Буковского «Назови свое имя по буквам»

Спилберга ожидают в Киеве уже на будущей неделе — 18 октября. Знаменитость прибудет в Украину не просто в статусе почетного гостя на премьеру фильма Сергея Буковского «Назови свое имя по буквам» — всемирно известный режиссер вместе с Виктором Пинчуком значится еще и продюсером ленты. Так как у истоков проекта еще в 2004 году стояли непосредственно Спилберг и Виктор Пинчук.

Премьерный фильм — о кошмарном «вчера» и болезненном «нынче». О Холокосте. Об осколках судеб, разбитых Второй мировой. И бездне, которая постоянно вглядывается в тебя, если ты сам однажды в нее заглянул. Режиссер Сергей Буковский рассказал «ЗН» о работе над фильмом, который, судя по всему, может стать одним из главных украинских кинособытий этого года.

Трудно говорить о картине — еще трудней порою смотреть на экран. Часто возникает объяснимое желание либо отвести глаза в сторону, либо потупить их в землю. Потому что… в общем, понимаете... Тут тема, которая не терпит актуализированных скороговорок или ритмичного «клипового мышления» (чем сегодня страдает документальное кино). Здесь концентрация боли. Но без операторских виньеток и закадровой дидактики. И без авторского желания «сделать еще больнее», поскольку зритель и так соучастник. Время в ленте Буковского течет так же медленно, как тогда — полвека назад. Когда и рассказчики были юны, и вообще казалось, что день тянется как неделя, неделя как месяц, а месяц как год. То было общее ощущение «замедленности действия» — и четырнадцать лиц наших соотечественников, выхваченных из той кромешной бездны, четырнадцать очевидцев трагических событий спустя полвека вспоминают «как это было…»: гетто, зверства, аресты, расстрелы, Бабий Яр, растерзанные дети, искалеченные души. Ад.

Записи этих интервью сделаны в 1994—1998 годах Институтом видеоистории и образования Фонда Шоа Университета Южной Калифорнии. Они и стали основой для фильма.

— Если скажу, что эта работа оказалась самой трудной из всех моих картин, то это не будет преувеличением, это правда, — говорит режиссер. — Даже по сравнению с девятисерийным документальным проектом «Война. Украинский счет». Да, очень тяжелый материал… Ты не можешь просто посмотреть, потом выключиться и заняться чем-либо другим… Люди, интервью с которыми смотришь, все время с тобой. Это уже — твои родственники, соседи. Может, из-за того, что снималось это не для кино, а для архива — из желания сохранить именно свидетельства (почти как на допросе). И еще... Все мои прежние наработки, попытки «внедрить» какой-то режиссерский прием, рушились как карточный дом. Лишь в процессе монтажа понял: сами герои не позволяют использовать режиссерские уловки. Потому что все такие «уловки» становятся «приемом», банальностью.

Хронометраж нашего фильма — полтора часа. Это так называемый «гранд формат», весьма распространенный на Западе. Но почти неизвестный у нас в стране. Мир неигрового кино, его жанровое и стилевое многообразие несколько шире того, что можно увидеть на наших телевизионных каналах. Например, фильм Клаудио Ланцмана о Холокосте

«ШОА» идет девять часов, и оторваться от экрана невозможно. Может, у меня искаженный вкус, но я люблю медитативное кино, где можно рассматривать медленное течение жизни.

Меня также не покидает ощущение, что это еще и некий итог... По крайней мере, мой персональный итог в документальном кино. Ведь, если быть честным, последние десять лет работы за редким исключением — это телевизионная поденщина

— Все ли интервьюированные герои сегодня смогут увидеть картину?

— К счастью, многие из них увидят. Даже в Киеве на премьере ожидаем Марию Гольдберг, Юрия Пинчука, Зинаиду Климановскую, Леонида Серебрякова, Ирину Максимову…

— Некоторые монологи в фильме словно умышленно оборваны. Будто бы зритель-слушатель сам должен додумать их дальнейшую судьбу. Это умышленный режиссерский ход?

— Знаете, каждая из этих жизненных драм могла бы стать основой для отдельного большого, в том числе и игрового фильма. И трагизма, и неожиданных поворотов там более чем достаточно. Невозможно весь материал вместить в рамки одной документальной ленты, даже если она длится 90 минут.

Вот одна из историй, которая осталась за рамками фильма. О ней нам рассказала киевлянка Татьяна Чайка еще здесь, в Киеве, перед нашим отъездом в Лос-Анджелес. А там в архиве мы ее и отыскали…Это такой семейный рассказ. Он записан со слов мужа и жены Марии и Петра Гуцол. Юноша, украинец, влюбился в красивую еврейскую девушку из гетто. Он решил выдать ее за свою сестру и принес поддельные документы, чтобы ее освободили. Но Марию опознал полицай, бывший одноклассник, и сказал, что это никакая не сестра. В полицейский участок их сопровождают немецкий солдат и тот самый полицай. И вот немец убивает полицая и разрешает влюбленным бежать. Они убегают, прячутся, скитаются — пока не находят приют на хуторе у одинокой хозяйки. И с этого момента начинается еще один непредсказуемый поворот судьбы с разлукой, встречей и другой встречей через много лет.

А почему «оборваны» судьбы?.. Именно так задумано. Все в фильме сделано умышленно — разве не из отдельных судеб складывается судьба народа?

— В вашей картине есть и два безмолвных персонажа — Злата и Хаим Медники, обитатели бывшей синагоги. Почему о них ни слова? Что-то особенное скрыто за молчанием этих людей?

— Они действительно живут в бывшей синагоге, уже давно перестроенной в большую коммуналку. Они никуда не уезжают. Так для себя решили — здесь им жить. Мне показалось, что и Злата, и Хаим до сих пор находятся… в гетто. И выхода отсюда нет... Во всяком случае, я хотел, чтобы такое ощущение возникло у зрителя. Их молчание — золото. Оно притягивает. Они показались мне почти ирреальными персонажами из прошлой жизни. Вот почему единственно уместной была съемка на фото. Мне показалось неделикатным вламываться в их жизнь с нашим «железом»

— Почему вы использовали записи рассказов наших соотечественников о Холокосте, сделанные еще десять лет назад?

— Так говорить не совсем правильно. Дело в том, что я получил предложение от Фонда Шоа снять фильм именно на основе собранных им свидетельств. Этот архив насчитывает более 50 тыс. интервью. Из них три с половиной тысячи записаны в Украине. С моей супругой, Викторией Бондарь (она координатор проекта, его редактор в том самом смысле, который мы раньше вкладывали в это слово — когда не было шеф-редакторов, супервайзеров и продюсеров) просмотрели около пяти сотен интервью. И отобрали 60 героев. Самый короткий рассказ— два часа. Самый длинный — восемь часов. Работали над материалом уже дома, в Киеве, в нашей квартире. Среди отобранных свидетельств были не только рассказы переживших Холокост, но и тех, кто помогал им спастись. В какой-то момент я понял, фильм должен быть о том, что, если есть в мире хотя бы один-единственный человек, который поможет другому избежать гибели, то этот мир небезнадежен. Я рассказал об этом в Фонде. Меня поняли. Даглас Гринберг, исполнительный директор Фонда, сказал: «Делай свой фильм. И таким, как ты его видишь». Откровенно говоря, я был даже растерян, услышав такое пожелание. Давно не поступало таких предложений.

Над проектом мы работали ровно год. Приехали в Лос-Анджелес в сентябре 2005-го, а 31 августа, то есть полтора месяца назад, сложили (по киношной традиции) кусочки разбитой в первый съемочный день тарелки и закончили работу. Сегодня непросто собрать команду, тем более, команду единомышленников. Мы работали полгода в монтажной комнате компании «Фильм Плюс». 12-часовой рабочий день с одним выходным. И бесконечно благодарен нашему маленькому коллективу, не знавшему усталости, — Антону Гойде, двум Маринам — Шелюбской и Чайке, Игорю Барбе и Борису Петеру, нашему «американскому французу» Марку Эдвардсу, и конечно, координатору «по всем вопросам» — моей жене Виктории.

— Стивен Спилберг — один из основателей Фонда Шоа (в переводе с иврита шоа значит «катастрофа»)? В чем непосредственно состояла его продюсерская функция в данном проекте?

— Нам рассказывали, что еще во время съемок фильма «Список Шиндлера» в Венгрии к Спилбергу приходило много людей, они рассказывали о пережитом, об увиденном во время войны. Тогда, наверное, и возникла идея подобного фонда. У них — огромный архив с разветвленной сетью поиска, очень продуманной и удобной. За месяц работы в архиве мы встречали там исследователей, преподавателей, журналистов из Польши, Венгрии, Германии, Соединенных Штатов. Тогда, в сентябре пришлого года Фонд Шоа еще располагался на территории студии Universal. А с января 2006-го он вошел в состав Университета Южной Калифорнии. Насколько мне известно, Стивен Спилберг занимается не ежедневной работой Фонда, а его стратегией. Впрочем, лучше всего на ваш вопрос ответит сам Спилберг — он будет на премьере.

— Спиберг никогда прежде не приезжал ни в один из крупных городов бывшего постсоветского пространства — ни в Москву, ни в Петербург. Известно ли вам, почему он выбрал именно Киев — только в связи с премьерой? Или есть какие-то сопутствующие мотивы?

— Не знаю. Единственное, что могу сказать: он смотрел наш фильм. Даг Гринберг рассказал нам об этом по телефону. Вся наша съемочная группа очень радовалась словам, которые нам передали. Мы этим очень гордимся.

— Не возникало в процессе работы над проектом каких-то разногласий — уже с американской стороной? Известно, что они довольно щепетильны и политкорректны во многих вопросах, а здесь столь сложная тема.

— Нюансы возникали. Поначалу какие-то эпизоды они воспринимали с «вопросительным знаком». Но у режиссера всегда должны быть аргументы. И они внимательно выслушивали эти аргументы. Американская сторона, действительно, проявила понимание и такт. Мы вели многочасовые переговоры по телефону и объясняли друг другу свою позицию. Приятно работать с профессионалами. Даг Гринберг, например, не только исполнительный директор Фонда, он еще и профессор истории. Марк Эдвардс, наш продюсер, — человек с широким кругозором, глубокими знаниями, тонким пониманием кино. За его плечами Йельский университет и Киношкола в Лос-Анджелесе. Что-то отстаивали мы, с чем-то соглашались и принимали их замечания. Мы называли это диалогом культур. Порою и плакали, и спорили — в результате и родился этот фильм.

Из досье

Cергей Буковский родился в 1960 году в Башкирии. В том же году его родители — отец, кинорежиссер Анатолий Буковский, и мать, актриса Нина Антонова, привезли его в Киев. Сергей Буковский учился режиссуре на кинофакультете в Киевском институте театрального искусства им. Карпенко-Карого. Отслужив в армии, более десяти лет работал на Украинской студии документальных фильмов. 20-минутный черно-белый фильм «Завтра праздник», снятый в первые годы перестройки, принес позитивные отклики критики и признание профессионалов.

За четверть века работы в документальном кино Буковский снял около полусотни документальных кино- и телефильмов, награжденных на престижных международных кинофестивалях: «Марш-бросок» (1985), «Завтра праздник» (1987), «Сон» (1988), «Крыша » (1990), «Дислокация» (1992), «Знак тире» (1992), «Пейзаж, портрет, натюрморт» (1993), «На Берлин!» (1995), «Вилен Калюта. Реальный свет» (2000), «Terra Vermelha. Красная Земля» (2001), документальный 9-серийный телефильм «Война. Украинский счет» (2003, Национальная премия Украины имени Тараса Шевченко 2004 года). Выпустил курс режиссеров-документалистов в Институте театрального искусства им. Карпенка-Карого (1998 — 2003)