«Современный сериал — это кормушка»

Режиссеры Владимир Краснопольский и Валерий Усков - подлинные классики телевизионного художественного кино. С их именами связан невероятный успех и вневременная слава таких фильмов, как «Тени исчезают в полдень» (1973), «Вечный зов» (1973-1983), «Ермак» (1996). В новое время - «Две судьбы» (2002). И совсем недавний беспрецедентный успех вокруг многосерийного фильма «Вольф Мессинг» (2009). Владимиру Краснопольскому 79 лет. Но он не просто «по-прежнему в строю», он один из наиболее востребованных мастеров в современном кинопроцессе. Вот и сейчас в Киеве на Film.UA режиссер работает над очередным многосерийным проектом (рабочее название «Дом с лилиями»), повествующим об исторических катаклизмах и человеческих судьбах.

В интервью ZN.UA г-н Краснопольский впервые рассказал о том, почему «распался» их успешный тандем с Валерием Усковым; как Вольф Мессинг лично повлиял на судьбу режиссера; как посчастливилось открыть талантливого актера Петра Вельяминова; почему современный жанр телекино превращается в исключительное производство с редкими исключениями творческих удач.

- Сегодня существует огромное количество сериалов. На ваш взгляд, для качества это плюс или минус? Или, может, это как-то скажется в будущем, потому что уже сейчас от них никто творческого процесса не ожидает?

- Наверняка есть люди, которые считают сериал исключительно зарабатыванием денег. Лишь бы что-то делать и прилично получать. Но есть категория режиссеров, которые не хотят потерять квалификацию - они пытаются насытить сериал художественными образами, чтобы это напоминало кинематограф, чтобы это было явлением, когда о судьбах героев говорили повсюду: в транспорте, очередях, банях.

Помню, когда шли «Вечный зов» и «Тени исчезают в полдень», люди на процедуры не ходили, пока не досмотрят (серии повторяли утром). Это было явлением. Сейчас тоже. Но, увы, многие фильмы стали простенькими до безобразия. По сюжету, по мысли. По проявлению сути героев, посылу. И, естественно, простенькими по исполнению.

- Я же видел его! И верил в него! Я прочел сценарий и вспомнил, как мы с Валерой видели его в Свердловске. Мой папа был актером Свердловского театра оперетты. Он был красавцем героем-любовником. Его приглашали на все культурные мероприятия города, а он повсюду таскал нас (мы с Валерой двоюродные братья).

Мессинг тогда выступал в цирке. После выступления в кабинете директора собрались все свои. Он еще там какие-то фокусы за столом показывал. Разговаривали, смеялись. Валера напомнил, что там были дети циркачей, но Мессинг почему-то обратился к нам: «Ну а молодежь где трудиться хочет, в цирке или театре?». А мы уже знали, что хотим в кино. Ответили, что собираемся стать режиссерами. Он внимательно посмотрел на нас и сказал: «Если доживу, может, и меня снимете».

Когда мы прочли сценарий, то вспомнили, как в 1948 году, когда самолет с командой хоккеистов ВВС разбился под Свердловском, мы с Валеркой вместо того, чтобы пойти в школу, схватили лыжи и поехали в Кольцово к месту авиакатастрофы. На перекладных, потом по целине на лыжах. Близко нас не подпустили, но черную воронку и останки самолета видели. Это было в двадцати восьми километрах от города. Об этой авиакатастрофе Мессинг предупреждал Сталина. Этим мы и начали фильм. Ничего от себя не добавляли, просто сцены поменяли местами.

У Эдуарда Володарского репортер просит у Мессинга завизировать статью. Мессинг ставит свою подпись, репортер спешит уйти, в дверях его останавливает голос предсказателя: «Вы только не переживайте, но эту статью обо мне никогда не напечатают». Он пытается возразить, мол, завтра же выйдет, ее ждут, под нее место оставлено. Мессинг пожимает плечами: «Увидите». На следующий день репортер разворачивает газету и не находит этой статьи. Я прочел и подумал: «Ну и что тут сверхъестественного?». И взял в начало сюжет из середины сценария: Мессинг выступает перед зрителями. В зале сын Сталина. Мессинг предлагает задавать ему вопросы. Василий Иосифович просит девушку спросить, с каким счетом сыграет его любимая команда с «Крыльями Советов» такого-то числа. Мессинг переспрашивает у сына Сталина, почему он лично не задает свой вопрос: «Мы же знакомы, или неудобно обращаться к колдуну?». Ответив на вопрос, он неожиданно погружается в себя, просит прощения, что не может продолжать концерт, и уходит со сцены. Следующая сцена - звонок Сталину: предупреждение, чтоб тот остановил сына от полета с любимой командой. Далее сообщение о самой авиакатастрофе, которую мы с братом наблюдали. И тут мы крупно даем название «Вольф Мессинг: видевший сквозь время». Все - улицы пусты.

- С ваших слов сам Мессинг был не прочь у вас сниматься! А не «мешал» ли он это делать Евгению Князеву в главной роли? Не сопутствовала ли мистика съемкам фильма?

- Считаю, что мистика была. Но это происходило со мной. Дело в том, что я узнал, где похоронен Мессинг. И мы с продюсером и еще парой человек из группы поехали на могилу помянуть и попросить благословения. Я не боялся. Но захотелось попросить: «Помоги…». Пришли и простояли как зачарованные. Долго… Пока кто-то не сказал: «Ну, выпьем, что ли?». Выпили.

На третий съемочный день у меня инсульт. А снимали прямо у Кремля. Попросил знакомую делать иглоукалывание. Время было строго выделено, поэтому процесс иглотерапии проходил прямо на съемочной площадке. Зеваки могли наблюдать съемки и странного режиссера с иголками в голове.

- Вы работали с инсультом?

- А режиссер по-другому не может. Сработал закон диалектики - необходимость через случайность. Утром капельницы, днем иголки. Потом все-таки пришлось сделать операцию. На двенадцатый день продолжил съемки в Белоруссии. Там во время съемок случился урологический приступ. И снова операция. Перерыв и снова за дело. Третья операция была самой простенькой: неожиданно быстро развился гайморит. Мне сделали рентген и сказали: «Срочно на операционный стол!». В чем был, в том и лег. Когда я все это рассказал одному знакомому, услышал потрясающую реплику от его старенькой бабушки: «Сынок, это он вовремя помог тебе. Забрал болезни, чтоб ты не запустил их». И я отчего-то успокоился, ведь и вправду обошлось. Так рассудил простой человек, по крайней мере, так это выглядит со стороны. И потом картина прошла с большим успехом. Откуда только мы письма ни получали! И Князев был признан лучшим актером.

- Кроме Князева, кого-то еще на роль Мессинга пробовали?

- Я судорожно думал: кто бы это мог быть? Нужна довольно специфическая внешность. Никаких идей не возникало, пока не пришла моя ассистентка по актерам. Она сказала: «Я, кажется, нашла вам Мессинга». Достает потрепанный журнал, на нем телефоны какие-то записаны, она его из парикмахерской утащила, открывает и показывает фотографию Князева, там было его интервью по поводу набора в Щукинское училище. Я увидел его лицо и не задумываясь сказал: «Он будет играть у нас Мессинга!». На следующий день она нашла его телефон. Позвонил и представился: «Вас беспокоит режиссер Краснопольский, по матери моя фамилия Князев», и предложил ему роль. Он рассмеялся, переспросил: «Вы не шутите?». «Нисколько, - ответил я, - и если позволите, завтра же вам принесут сценарий в театр. Я пробовать больше никого не буду». Он ответил: «Все режиссеры так говорят». На самом деле больше никто не может сказать, что я вел с ним переговоры относительно этой роли или что приглашал на пробы.

- Кого-то из украинских актеров собираетесь привлечь в новые фильмы? В свое время у вас снимались Нонна Терентьева, Ада Роговцева, Ирина Бунина. Что вспоминается в связи с ними?

- С Адой Роговцевой общаюсь. Звонил ей, когда у нее случилось несчастье. С юбилеем поздравлял.

Недавно Ирочке Буниной звонил: она у нас в новом фильме игуменью будет играть. Позвонил и пригласил Лешу Колесникова, он блестяще в «Ермаке» снялся. Едва не забыли про Толю Барчука он, ведь, еще будучи студентом третьего курса, в первом нашем фильме снимался. Звоню ему. Он: «Слухаю». Мы не виделись с 1962 года. Думаю, чтоб ему такое сказать, спрашиваю: «Папа Коля, а тебе нравится тетя Зина?». Слышу: «Ой! Владимир Аркадьевич!».

- Какой сериал оказался для вас самым тяжелым в производстве?

- Все! Каждый раз что-то новое. Нужно привыкать к актерам. Нужно поймать стилистику фильма, понять, ощутить финал, ведь в сценариях они одни, а у меня - другие. Снимая, понимаешь, что он должен выйти с другой эмоциональной окраской. Сейчас все требуют в финале поцелуя, но не во всех случаях он должен и может быть.