МАСТЕР В СВОЕМ ДОМЕ

Шумит, кипит Андреевский спуск. Позади осталась долгая зима. Отцвела весна, закипело лето. Помните у М.Булгакова: «Сады красовались на прекрасных горах, нависших над Днепром...»

По киевскому «Монмартру» течет шумная, любопытствующая толпа. Здесь есть на что посмотреть. Не только стены, но каждый сантиметр тротуара, оград уставлены, увешаны картинами, гравюрами, керамикой. Андреевский спуск азартен, многоголос, не удивительно, что порой пропустишь самое существенное. Сокровенное, - оно прячется от праздных глаз за старыми стенами, за резными дверьми и коваными решетками домов, возрожденных к жизни художниками.

В начале 80-х годов они дали новую жизнь еще недавно запущенному Андреевскому спуску, обветшавшему за шесть десятков лет невнимания к улице. Бизнесмены пришли сюда позже. Живописец Валентин Реунов был одним из тех немногих, кто десять лет тому назад показал пример культурного подвижничества. Он и его коллеги открыли новую эпоху в жизни древней улицы.

По старой булыжной мостовой подходим к кованым воротам. Это дом Мастера. Скрипят петли, предготавливая ритуал вхождения в иное измерение - в мастерскую живописца. По узкой лестнице поднимаемся на второй этаж дома. Шум толпы, снующей по спуску, теперь приглушен стенами. Чувства обостряются в предощущении встречи с чем-то еще не бывшим в твоей жизни.

Открылась дверь и сразу же, с порога забываешь о том, «какое нынче столетье на дворе». Не будничная красота интерьера, наполненного вещами, что лепечут на французском времен Людовика ХIV, поражает. Сам хозяин кажется сошедшим о картин Вермеера. Отлетают заботы, - входим в мир красоты. Так бывает, когда в зале театра поднимется занавес и зрители погружаются в иное время и пространство, в поэтический вымысел, трепещущий на грани сходства с жизнью и отчужденности от узнаваемого, и тишина звенит как хрустальный колокольчик. Здесь все - воплощенный высокий стиль и вкус.

Для того, чтобы прогнившие стены и потолки так разительно преобразились, чтобы в светлой мастерской запылал камин и каждый предмет нашел бы свое место, В.Реунову в течение нескольких лет, день за днем необходимо было отвоевывать у хаоса кусок пространства, именуемого домом, скорее - «художественным космосом». Дом выжил - мастерская состоялась, мечта художника сбылась. Сегодня «идеальная мастерская» В.Реунова едва ли не самая притягательная на всем Андреевском спуске. «Здесь пустых мест не осталось, все обитаемо красотой», - так Б.Пастернак оказал о Венеции. Слова эти справедливы, когда речь идет о художественной обители В.Реунова - признанного мастера натюрморта. Его работы знают в Украине, во многих странах Европы. Картины украшают престижные музеи и коллекции Швейцарии, Великобритании, Германии, России. В натюрмортах фантазия мастера - неисчерпаема.

Антикварный реквизит для В.Реунова - не экзотика. В исторической дали он чувствует себя как дома. То, что для иного было бы «игрой в ретро», здесь согрето теплотой повседневного общения с вещами как с собеседниками, любимцами, баловнями. Подобно шахматисту, открывающему множество игровых ситуаций, В.Реунов ведет диалог с вещами, компонуя из них все новые и новые натюрморты.

Не то чтобы художник не пробовал себя в других жанрах. Еще в начале 70-х годов в кругу молодых тогда В.Рыжиха, М.Вайштейна, И.Григорьева, А.Орябинского, З.Лерман, В.Чеканюка, Ю.Луцкевича и других коллег по кисти В.Реунов выставлялся тематическими картинами. Но вскоре, в условиях идеологического диктата времен соцреализма, он решительно отходит от заказной тематической картины. Так, по признанию самого художника, он поставил заслон нравственному и художественному компромиссу. Натюрморт был стартовой площадкой для духовного раскрепощения и, по словам автора, «освободил его от псевдохудожественного сочинительства, позволил профессионально решать творческие задачи».

Давнишний спор о приоритете одного жанра над другим, в частности, тематической картины над пейзажем и натюрмортом, В.Реунов, с такой же принципиальностью, как до него П.Кончаловский, И.Машков, Р.Фальк, М.Сарьян, решил в пользу натюрморта. «Только у большого мастера, - говорит он, - в тематической композиции сохраняется связь о натурой. У всех прочих многое сводится к эксплуатации ряда приемов, расхожих схем, к сочинительству самого дурного толка. «Пейзаж и натюрморт - первичны, - утверждает художник, - так как они изначально невозможны без непосредственного контакта о природой. Жанровую иерархию я считаю надуманной, не выдержавшей испытания жизнью. Не по жанровой классификации определяются высоты в искусстве, а по значительности созданных художественных ценностей. Прав был П.Кончаловский, когда говорил, что натюрморт - тоже картина». Вряд ли кто-то сегодня возьмется оспорить эту мысль.

Натюрморты В.Реунова менее всего «мертвая натура». Они безусловное воплощение затаенной духовной жизни истории, аккумулированной в предметах культуры.

В.Реунов художник-эрудит. Он тонкий знаток всех периодов в истории искусства, его видов, жанров. Сегодня, когда знания дифференцированы, а унификация отдельной личности достигла апогея, не может оставить равнодушным художественно-интеллектуальный универсализм, воистину ренессансного типа. Потому и простителен возвышенно-патетический тон, когда речь идет о В.Реунове и о его живописи.

Живопись В.Реунова связана со стилем барокко, как в его европейском, так и в отечественном, украинском варианте. Живопись роскошная, бурная, своевольная. Она могла бы показаться только богатой, если бы не была замешана на тревоге и нервном напряжении, не обостряла бы до предела наших способностей к тончайшим переживаниям.

Эстетизм и гедонизм автор воспитал многолетним созерцанием прекрасных вещей. С ними в натюрмортах художник ведет «любовный диалог». Эти чаши, экзотические ракушки, изощренной формы подсвечники, бурные ритмы необузданных букетов, фигурки ангелов, зеленые бокалы, грани старого хрусталя, китайский фарфор, таинственное мерцание старинной парчи, - все это богатство и великолепие писано сложной вязью. Живописная техника воплощает страсть мастера. В творческой манере соединились профессиональная взвешенность точного глаза с артистической безоглядностью. Художник говорит: «Перед глазами у меня всегда неясный, полуразмытый образ идеала. Стоя перед холстом, я хочу приблизиться к нему. Но он неуловим как мираж. Что касается художественной формы, то тут я забочусь о ясности конструкции и пластическом многообразии. Для меня мазок, поверхность холста, то же, что для писателя - слово. Чем они точнее, тем больше уверенности в том, что ты сумел передать духовную сущность предметного мира, к примеру, в тусклом пятне серебряного кувшина стремлюсь передать эхо того времени, когда этот предмет был рожден».

Поверхность холстов В.Реунова сложна и прихотлива. Это подвижное месиво. Художник пишет высоким красочным слоем. Поначалу видишь предметы: поднос, а на нем виноград, рядом графин сверкает хрустальными гранями. Но погружаясь в холст, начинаешь даже не понимать, а ощущать кожей, нервами, что дело вовсе не в надписанных предметах. Они только повод для каскада цветов, мерцающих оттенков, валеров. Живопись мастера вольна, капризна, кажется даже беспорядочной. В ней не заметишь усилий, мук творчества. Кажется, в мастерской шалил веселый Бог. Поверхность холста будто бы создана без труда, почти без прикосновений. Она набухает, замешивается, вскипает, переливается, играет цветистостью, манит затененными частями, вздыбливается бугорками, оседает ложбинками, дышит как еще не остывшая магма. Живопись рождена от внутреннего своего вещества, от сути его строения. Это мастерство достигает уровня явления вечно становящейся природы. Пространственная ясность заменена таинственным полушепотом полутеней, лессировок, утопающих в цветовых волнах предметов. В этой незавершенности, даже неисчерпаемости немыслима точка, последнее слово. Здесь есть жизнь, ее течение, прекрасный поток и есть мастер, которому жизнь, в знак преклонения перед его подвижничеством, подарила секрет экзистенции. Натюрморты В.Реунова делают счастливым. Каскады цвета, бликов как брызгами фонтана одаряют озорным весельем, безудержной радостью от того, что ты сопричастен этой красоте.

Сейчас художник готовит новую выставку. Она состоится осенью 1997 г. Мастерская наполняется новыми работами.

Идите, смотрите, наслаждайтесь и постарайтесь унести пусть лишь одну жемчужину, одну звездочку этого мира в пространство своей жизни.