КИНО ЛЕГКОГО ПОВЕДЕНИЯ В КИЕВЕ СОСТОЯЛАСЬ РЕТРОСПЕКТИВА ЧЕШСКОЙ «НОВОЙ ВОЛНЫ»

Поделиться
Чешское кино мы знаем плохо, как это ни прискорбно. Конечно, помним Милоша Формана, однако по его американским фильмам...
Иржи Менцель

Чешское кино мы знаем плохо, как это ни прискорбно. Конечно, помним Милоша Формана, однако по его американским фильмам. Знаем про Веру Хитилову, Иржи Менцеля, в 90-е годы экранизировавшего «Чонкина» Владимира Войновича… Что-то еще, конечно. Но так мало.

Тем интереснее было смотреть небольшую (всего пять картин) ретроспективу, представленную в Доме кино Чешским культурным центром. Фильмы второй половины 60-х, той самой поры, когда в Чехословакии происходило радикальное обновление общественной жизни, памятная многим «пражская весна», «социализм с человеческим лицом». Известно, чем все кончилось — советскими танками в Праге в августе 68-го. Им никто, в сущности, не противостоял. «Этому народу, — объяснил некогда Зденек Млинарж, — не свойствен мессианский комплекс: гоняться за танками с метлой — не соответствует нашему представлению о героизме. Так что не случайно именно у нас родился Швейк».

Равно как и Иржи Менцель, автор фильма, открывшего ретроспективу, — «Поезд особого назначения» (1966 г.). О танках здесь вспоминается едва ли не в первых строках. Дедушка героя картины, Милоша, пытался встать на пути немецкой танковой колонны. Просто он был гипнотизером и надеялся повлиять на поведение вояк из соседней державы. (У нас это тоже не получается, гипнотизировать великого соседа, настраивая его на все хорошее.) Дед погиб в итоге, а вот отец решил соответствовать ментальному пониманию героизма и улегся на диван, дабы отрешенно изучать топографию потолка. Он был поездным машинистом и к сорока восьми годам заслужил пенсию. Плевать, что идет война, да еще Вторая и к тому же мировая. Уж если нет мессианской настроенности на каждодневное совершение подвига, так нет. В большой мир выталкивается, для очередной попытки рода попробовать окружающую действительность на зуб, Милош. С напоминанием о том, кем были его предки.

Далее режиссер легко и артистично разыгрывает перед нами любимую свою трагикомедию. Материал военных лет для этого более чем пригоден — и смешного, и драматического навалом, ибо человеческая природа пугливо шарахается из стороны в сторону в тщетных усилиях уберечь себя, выжить. И картинка всего этого весьма и весьма забавна. Милош служит дежурным по станции и по ходу дела влюбляется в девушку, совершает неудачную попытку вступить с ней в интимный контакт. Неудача в оном сподвигнет его на попытку самоубийства, и тоже, к счастью, неудачную. Мудрый доктор посоветует ему найти опытную женщину, которая поможет обучиться главному жизненному делу мужчины. Зануда Милош начинает искать, приставая ко всем — даже к супруге своего шефа, начальника станции. Наконец все получается и есть основания почувствовать себя счастливым. Так нет же, авторы вспоминают, что рассказывают о военных временах, и вынуждают героя совершить подвиг.

За два года до Менцеля один из «чудиков» Василия Шукшина выдал версию совершения своего подвига: «сдуру». Близко к тому, что сделал Милош, взорвав поезд с боеприпасами. Так, сказали вдруг: надо взорвать, и он отнесся к этому как к интересной игре. Погиб при этом, оставив девушку, изготовившуюся к новому соитию. Не всякая забава заканчивается благополучно, увы и ах.

На привычную, по картинке советского кино, войну похоже мало. Хотя оккупанты появляются время от времени, но вопрос их двусмыслен для 66-го года: «Что ты сделал для империи?». Отсыл к современности «социалистического лагеря». Менцель подкладывал под тот лагерь свои смеховые заряды. Войне как машине противостоит хрупкая и во многом комичная человеческая природа и порода. Весело! На вопрос о том, кто такие чехи, ответ заключен в одной из реплик фильма: «Это веселые бестии, которые постоянно смеются».

Самая известная картина ретроспективы, «Маргаритки» Веры Хитиловой (1966), тоже про веселых чехов. Точнее, чешек. Посвящен тем, как сказано в самом фильме, кто горюет только о пролитом молоке. Две девчушки, такие себе Брижитки Бардо, расковываются на глазах — до полной невменяемости. Раскурочивают и колотят все вокруг, что ни попадя. Абсурдизм естественности, которая возведена в абсолют. Ну, такое время было — молодые прикалывались и освобождались, пытаясь как можно веселее проститься с распроклятым прошлым.

В «Скорбном празднике» Зденека Сировы (1969), напротив, все мрачно и пессимистично — почти по Кафке, чей дух неистребимо присутствует в воздухе чешской культуры. В одном из финальных эпизодов мы видим неких начальников на замковой возвышенности и слышим мрачное резюме: все возвращается. Хотя возвращается человек уже в виде покойника. На атмосфере картины наверняка уже сказался лязг гусениц советских танков.

А начинается почти как в «Каменном кресте» (1968) нашего Леонида Осыки. Или как в «Вавилоне ХХ» Ивана Миколайчука — идет женщина с вязанкой хвороста и тяжко-тяжко вздыхает. Напоминает не стилистически, а мировоззренчески. Помирает муж Матильды, Ян Хладил, и ей приходится заняться похоронами. Только непростыми — мужа она хочет похоронить там, откуда его когда-то выдворили, во времена перемен, коллективизации и социалистического обустройства жизни. Хладил тогда попер против течения, даже стрелял в одного из «преобразователей», вот и поплатился изгнанием.

Матильда ходит по чиновникам с непреклонным желанием восстановить попранную справедливость. Кафкианские коридоры присутственных контор мрачны и угрюмы, в них безнадежность. Тем более что некоторые из чиновников ну никак не заинтересованы в возвращении Яна, хоть бы и бездыханного, ибо когда-то прибрали к рукам его имущество. И тем не менее женщина пробивает стену и добивается своего. Быть может, именно об этом картина. О том, что рано или поздно история возвращается к исходной точке и вершит суд. В Матильде срабатывает вот эта самая историческая интуиция — она давит на собеседников убежденностью в том, что час пробил. Танки, конечно, не загипнотизировать, однако чему быть — и вправду не миновать. Что и случилось, хоть и позже — на исходе 80-х.

Да, они тогда, в 60-е, пытались расколдовать действительность, заговоренную злыми духами тоталитаризма. Средствами простыми, но убойными — вскрывали речевые центры, дабы жизнь заговорила своим языком. Весь фокус ведь в этом — вас лишают способности даже мычать о чем-то своем. В «Сжигателе трупов» Юрая Герца (1968) мы видим конец 30-х годов и героя картины, работника пражского крематория, Карела Копфркингла. История маленького человека (на таких и ставили фашисты), который «преобразуется» в нечто чудовищное, в зоологического монстра. Профессиональный сжигатель человеческих тел, он берется унифицировать и души, ибо «в пепле нет различий». Фильм как бы развенчивает механизм тотального выравнивания всего и вся, пострига жизни под одну гребенку.

Увы, опасность оного подстерегает нас всегда. Еще недавно казалось, что все уж, навсегда стряхнули мы прах рабства с наших плеч. Однако снова лезет через окна нечто пещерное, лишенное лица и лика. Так что знакомство с чешской «киноволной» принесло мне лично пользу не только эстетическую... Хотя не могла не поразить легкость кинематографических «перьев», их грациозность — даже о трудном и трагическом чехи умеют говорить весело и вдохновенно. Ну, бестии…

Поделиться
Заметили ошибку?

Пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter или Отправить ошибку

Добавить комментарий
Всего комментариев: 0
Текст содержит недопустимые символы
Осталось символов: 2000
Пожалуйста выберите один или несколько пунктов (до 3 шт.) которые по Вашему мнению определяет этот комментарий.
Пожалуйста выберите один или больше пунктов
Нецензурная лексика, ругань Флуд Нарушение действующего законодательства Украины Оскорбление участников дискуссии Реклама Разжигание розни Признаки троллинга и провокации Другая причина Отмена Отправить жалобу ОК
Оставайтесь в курсе последних событий!
Подписывайтесь на наш канал в Telegram
Следить в Телеграмме