Дирижер Николай Дядюра: «Именитые солисты приезжают в Киев не за деньгами, так как получают здесь раз в десять меньше!»

Поделиться
Близится к завершению очередной сезон в Национальной филармонии Украины. Сезон, который был отмечен и рядом интересных событий, и целой россыпью ярчайших имен...

Близится к завершению очередной сезон в Национальной филармонии Украины. Сезон, который был отмечен и рядом интересных событий, и целой россыпью ярчайших имен. Уже есть «заготовки» на будущее – на сезон новый. Он будет во многом освящен именем Чайковского (в связи с юбилеем композитора), ожидаются скрипачка Маюко Камио, виолончелисты Наталья Гутман и Сергей Антонов, скрипач Валерий Соколов, пианист Франсуа Шаплан, многие другие… О некоторых гостях и рассказал в эксклюзивном интервью «ЗН» Николай Дядюра, главный дирижер Академического симфонического оркестра Национальной филармонии. Впрочем, разговор наш вовсе не о «гостях», а скорее о домашних радостях и тревогах.

– Николай Владимирович, нач­нем «от печки». В 1996 году, когда вам «вручили» филармонический оркестр, что это был за коллектив?

– На самом деле филармонический оркестр организовали в 1995 году. К моему приходу он просуществовал год, но я так и не понял, по какому принципу он работал. Поэтому я пришел с условием, что конкурс в оркестр будет проведен заново. Процентов тридцать из первого состава снова были зачислены, но фактически оркестр начался заново.

Помню его первый концерт в Украинском доме, это было 30 октября 1996 года. Программа: Третий фортепианный концерт Рахманинова, в котором солировал Паскаль Годар, и Десятая симфония Шостаковича.

– Сейчас, когда уже прошло дос­таточно времени, можете ска­зать, что на начальном этапе было самым трудным?

– Как ни странно это звучит, но трудности все те же. Разве у оркестра самого высокого уровня нет проблем с ансамблем или с интонацией? Разве у оркестра Берлинской филармонии, первого оркестра в мире, нет кадровой проблемы?!

Конечно, когда мы начинали, не было ничего: ни стульев, ни нот, ни опытных музыкантов. В наших консерваториях нет такой специальности — оркестровый музыкант, все приходят в оркестр солистами. Это колоссальная проблема, преодолевать которую было очень трудно.

Кроме того, и теперь уже я могу об этом открыто говорить, с разных сторон шло какое-то непринятие этого оркестра. Высказывалось мнение, что Киевской филармонии не нужен второй симфонический оркестр.

– Тогда уж сразу прокомментируйте ситуацию, сложившуюся вокруг Национального симфонического оркестра. Понятно, что Филармонический и Национальный симфонический — два очень хороших и очень разных оркестра. Но один репетирует в Колонном зале, второй еле помещается в Малом...

– Моя позиция здесь абсолютно совпадает с позицией Национального симфонического оркестра. В Киеве на сегодняшний день нет настоящего концерт­ного зала! Дело даже не в том, что в филармонии не помещаются два оркестра. Они помещаются так, как во всем мире помещаются в филармонические залы все оркестры: филармонический оркестр — это база, а уже потом все остальные. Ведь в Колонном зале даже филармонические коллективы не помещаются, все ютятся... Нет помещения для репетиционных студий, комнат отдыха, комнаты концертмейстера, дирижера. Я размешаюсь в одной комнате с директором оркестра, тут же сидит инспектор оркестра. Не виноват никто: ни мы, ни Национальный симфонический.

Понятно и другое: трудно поверить, что совсем «юный» оркестр может конкурировать с оркестром, которому в прошлом году исполнилось девяносто, который имеет колоссальный шлейф традиций, выступлений с великими дирижерами. Нам от этого в сложившейся ситуации было еще сложнее...

– А какие, по-вашему, перспективы со строительством нового зала?

– Думаю, что никаких. У нас ведь политизировано все. Поэтому пока концертный зал не станет частью чьей-то политической программы, вряд ли можно рассчитывать на успех.

– Вернемся к вашему оркестру. Какие моменты в его становлении были для вас особенно важными?

– Первое — формирование программ. Здесь все довольно просто: оркестр должен был «обрасти» как можно большим количеством имен композиторов и названий произведений. Второе — кадры. С этим было трудно, запускались слухи, что оркестр закроют, что он не перспективен. Естественно, люди побаивались идти (теперь же на работу в оркестр — очередь).

Третье — гастроли, которые тоже очень трудно было организовать. А ездить ведь надо было.

– Вы сами организовывали гастроли, приглашали солистов?

– Абсолютно, хотя в филармо­нии существует целая структура, занимающаяся этим. На тот момент мне пришлось отказаться от всего, что не было связано с оркестром, например от моих лич­ных гастролей, контрактов, и сосредоточиться на одном. Долгое время у нас не было директора оркестра, на которого можно было бы опереться. Нынешний директор — Виталий Протасов — пришел в оркестр десять лет назад сразу же после дирижерского факультета консерватории. Ну какой он был директор? Профес­сию осваивал путем ошибок и спо­тыканий, и сейчас это человек, к которому приходят за советом другие директора оркестров.

– Сейчас уже появились слушатели, которые ходят в филармонию именно на вас. Но, как ни крути, знаменитый солист был и остается главной приманкой для киевской публики. Вас как дирижера это не смущает?

– Да нет, ходят все-таки не на меня, а на оркестр. А аккомпанировать я просто обожаю. Когда есть достойный солист, то, во-первых, оркестр с первого же звука совершенно преображается, чего не добьешься никакими репетициями. Во-вторых, солист привносит свежие идеи, у него многому можно научиться. В-тре­тьих, выступать с хорошим солистом — это просто очень увлекательное занятие. Если ты ухватываешь ансамбль, момент сопереживания, то происходит чудесная вещь: перестаешь различать, где заканчивается он, а где начинаешься ты. Будто становишься с солистом единым целым. И это незабываемое ощущение!

Поэтому говорить о ревности не приходится. Наоборот, если солист слабый, — а такое тоже случается, — вот тогда чувствуешь себя ущемленным.

– Какие рычаги вы используете для того, чтобы уговорить известного музыканта выступить в Киеве?

– До сих пор привлекало только одно — город. Город, зал, публика. Материальное вознаграждение в качестве стимула не работает. Конечно, известные музыканты какой-то гонорар за выступления получают. Есть Фонд содействия развитию искусств, который постоянно выделяет филармонии какие-то средства. Но я точно знаю: солисты сюда за деньгами не приезжают. Наталья Гутман в Киеве, наверное, получает раз в десять меньше, чем обычно.

– Многих волнует судьба ансамбля «Киев симфоньетта», который возник на базе филармонического оркестра в прошлом году, прогремел одним концертом и совсем притих. А была надежда, что именно с его помощью в традиционный филармонический репертуар «вклинится» новая музыка...

– Мне все-таки кажется, что это был «ситуативный» коллектив, хотя идея очень хорошая. Я поощрял любые ансамбли, которые создавались на базе оркестра. До этого был квартет, но он распался, были квинтеты деревянных и медных духовых. В момент становления оркестра это было очень важно. Но музыканты вырастают, взрослеют, обзаводятся семьями и приоритеты изменяются...

– Со стороны ни за что не скажешь, что ваша основная работа на ставке — это Национальная опера, а руководст­во филармоническим оркестром — совместительство на полставки...

– Формально да, но фактически... А выбирать что-то одно — значить, лишить себя части профессии. Каждый дирижер должен работать и в филармонии, и в театре. Только тогда можно познать эту работу по-настоящему.

– Но вы пошли чуть дальше: в филармонии устраиваете оперные абонементы, а в Опере исполняете Восьмую симфонию Малера.

– В филармонии каждый год нужно сочинять новый абонемент. Был у нас «бетховенский» год, был фестиваль к юбилею Гектора Берлиоза. С оперным абонементом было сложнее, он создавался вопреки всему...

– И к нему было довольно много претензий — мол, программы слишком «обычные», практически набор популярных оперных номеров...

– Как сказать... Третье дейст­вие «Валькирии» Вагнера — это все-таки не совсем обычно. С другой стороны, придумав новую форму, рисковать во всем остальном мы уже не могли. Конечно, опыт работы в Национальной опе­ре очень помог. В организации этих концертов большую роль так­же сыграла режиссер Ирина Нестеренко. Фактически этот абонемент создавался нами вместе.

– Для очень многих украинских музыкантов работа в На­циональной опере — предел меч­таний. Вы взяли эту «планку» совсем молодым, как вам это удалось?

– В киевской Опере начинал как трубач, с 1981-го по 1988-й играл в оркестре. В 1981 году пос­тупил в Киевскую консерваторию в класс трубы, но в тот же год пошел к Роману Кофману на дирижерский факультатив. Сначала доучился как трубач, ушел в армию, вернулся, окончил дирижерский факультет и получил один дип­лом по двум специальностям.

Но еще до окончания консерватории мне предложили место главного дирижера в Омске. Мой госэкзамен по дирижированию был здесь, в Киеве, с оркестром Омской филармонии. Дали два концерта.

– Как вам удалось привезти из Омска в Киев целый симфонический оркестр?!

– Это интересная история. Фи­лармония в Омске зарабатывала очень большие деньги. Брала в аренду Дворец спорта, приглашала Аллу Пугачеву с Филиппом Киркоровым и получала колоссальную прибыть. Директор филармонии решил построить жилой дом для музыкантов, но город запретил и приказал сдать деньги в муниципальную кассу. Тогда директор вызвал меня и сказал, что деньги нужно срочно и законно потратить. Купили экипировку оркестру, инструменты, биб­лиотеку... Но все равно денег оставалось много. Тогда я предложил поехать на гастроли в Киев.

Оркестр был очень хороший — буквально весь выпуск Ленинградской консерватории. В Ле­нин­граде объявили, что в Омске открывается новый оркестр, — весь курс сел в поезд и уехал в Омск. С ним я проработал три года, с 1987-го по 1991-й. Имел право приглашать любого солиста, все спокойно оформлялось через «Госконцерт».

– Ваше возвращение в Киев было как-то связано с распадом Союза?

– Нет, абсолютно. Скажу даже больше: я был очень доволен работой в Омске и уезжать не хотел. Фактически это было решение семьи.

В киевскую Оперу в то время пришел Владимир Кожухарь, директором был Лев Венедиктов. Они пригласили меня дирижировать публичной репетицией «Евгения Онегина» — заключительной сценой и еще чем-то, всего час музыки. А после этого предложили работу. Сразу дали ставить «Севильского цирюльника», потом «Риголетто».

Потом мне предложили очень серьезную работу в Сеуле, и я вынужден был уехать, потому что семья, жить негде — и никакой надежды... В театре тогда, в 1992—1994 годах, тоже были сложные времена. Все стали уезжать...

Я уехал с тем условием, что буду прилетать и дирижировать своими спектаклями. Когда в 1996-м умер Рябов, ко мне перешли несколько его спектаклей: «Богема», «Лючия ди Ламмер­мур», «Тоска». Причем «Тоску» я скорее возобновлял, она до этого долго не шла. «Евгений Онегин» тоже был моим спектаклем. Сейчас появились «Норма» и «Ярослав Мудрый».

– Оркестр в Сеуле вы также начинали с нуля?

– В этом мне везет, они действительно только организовались. Сеульский филармонический был очень хорошим оркестром, состоявшим в основном из молодых людей. Тридцать процентов бюджета — государственная дотация, семьдесят — одна крупная фирма. Были интересные концерты, гастроли по Корее. А через три года оркестр начал «заканчиваться». Его дирекция шла на такие компромиссы, с которыми я не мог мириться. Например, искали солистов, которые платили оркестру за выступления. Уровень оркестра при этом резко снизился.

– В Киеве такое практикуется?

– В Национальной филармонии это невозможно. Получить деньги от солиста за то, чтобы он выступил с оркестром? Такого не бывает! А если бы было возможно, я категорически возражал бы против этого.

– Отечественные музыканты часто жалуются, что им очень сложно пробиться на сцену Колонного зала, на которой царят зарубежные гастролеры. А лучшие хотели бы еще и гонорары за выступления получать...

– Здесь не существует никаких четко установленных процентных норм. Но с гонорарами, правда, нелегко. Например, скрипачу Андрею Белову помог приехать в Киев Мирослав Скорик, материально помог. Я не уверен, что он получил за выступление гонорар. Но ведь Скорик написал для него скрипичный концерт. Как иначе он еще мог к этому отнестись?

Кроме того, филармония хочешь не хочешь, а просчитывает, сколько какой концерт приносит прибыли. Я бы не отнес к себе упрек, что вот есть в Киеве прекрасные солисты Иванов–Сидо­ров–Петров, а я делаю вид, что их не существует.

– Что из современной украинской музыки вам интересно?

– Скажу честно, только в последние годы я действительно пытаюсь углубиться в эту тему и нахожу в этом какой-то невероятный интерес. После автор­ских концертов «трех С» — Стан­ковича, Сильвестрова и Скорика — мне стала невероятно интересной музыка этих композиторов.

Буду продолжать, хотя путь этот очень опасный и ответственный. С классикой все ясно, а здесь нужна смелость, чтобы увидеть ценное в новом и достойно преподнести его. Преподнести так, чтобы это сочинение завоевало свою нишу.

На днях встречаюсь с двумя молодыми композиторами, чтобы обсудить планы на будущий сезон. На следующее лето запланирован авторский вечер Валентина Бибика — прозвучат его фортепианный и скрипичный концерты, а также Пятая симфония. После интереснейшего проекта Александра Щетинского с духовым оркестром хотелось бы исполнить что-то из его сочинений.

– Что еще нас ожидает в будущем сезоне?

– Абонемент филармонического оркестра полностью посвящен юбилею Чайковского. Я бы даже назвал это «фестивалем Чайковского», потому что, кроме симфоний, планируется концертное исполнение оперы «Чере­вички» (режиссер Ирина Нестеренко), отдельные концерты будут посвящены увертюрам-фантазиям и балету.

Откроет сезон замечательная скрипачка Маюко Камио концертом Брамса, а закроет — Наталья Гутман виолончельным концертом Прокофьева. Из молодых солистов ждем виолончелиста Сергея Антонова, выступавшего в прошлом году на фестивале «Виртуозы планеты», а также живущего в Лондоне скрипача Вале­рия Соколова. Молодой французский пианист Франсуа Шаплан три года назад давал в Киеве сольный концерт, теперь его привезти нам помогает Фран­цузский культурный центр. Приедут пианист Илья Рашковский и скрипач Неманья Радулович.

В качестве приглашенного дирижера выступит Роман Кофман. Один из трех его концертов — авторский вечер Александра Костина.

В начале сезона у нас много гастролей: в августе — во Фран­ции, в сентябре — в Швейцарии, в октябре — в Японии.

Кроме того, у меня появилось много индивидуальных гастролей. Хотелось бы «перерезать пуповину» между собой и оркестром, чтобы оркестр почувствовал большую самостоятельность. И хотя средства не позволяют, нужно приглашать дирижеров, оркестр должен расти на разных дирижерах.

– Кто из современных дирижеров вам интересен?

– Клаудио Аббадо. Мне интересно в нем все: его жизнь, творчество, какой-то особый подход к музыке. Когда просматриваю его последние концерты, то возникает ощущение, будто сейчас он родился заново.

Еще в молодости я написал Аббадо письмо, передал его через Анатолия Кочергу, они тогда сотрудничали. Хотел получить стажировку или поработать ассистентом у него. Но тогда ему, очевидно, было не до этого. Он написал, что не может в данный момент ничего ответить.

– За 13 лет руководства оркестром вам удалось поднять зар­плату музыкантам?

– Да, существенно. Если сравнивать с другими оркестрами, мы находимся в очень хороших условиях. В зависимости от категорий, которых 19, музыканты получают от 5 до 7 тыс. грн.

– В оркестре больше категорий, чем рангов у госслужащих!

– Да, но это неправильно. В оркестре должно быть две категории: соло и тутти. Все первые скрипки, кроме концертмейстера, должны получать одинаково, но пока это изменить невозможно.

Каждое лето перед открытием сезона мы проводим внутри оркестра конкурс — каждый должен отстоять свое место или уступить его более сильному. Борьба за первые пульты идет очень серьезная. И в этом множество плюсов. Один из них — по-настоящему работает худсовет оркестра, в который входят концертмейстеры всех групп. Последний конкурс скрипач Вадим Борисов предложил провести квартетами. Польза была невероятная, у многих вообще открылись глаза друг на друга!

– Может, и профсоюз у вас работает?

– Начал работать. Еще живо представление, что профсоюз — это что-то нехорошее, какая-то обязаловка. Но скоро это пройдет. В оркестре действительно удалось создать крепкий, настоящий профсоюз, который мне уже третий месяц не дает покоя. Ему хочется заняться всем сразу, идет «выпуск пара», там пока не понимают, что их «территория», а что — не их. Меня это, конечно, злит, но в то же время и радует. Музыканты должны чувствовать, что своими руками создают оркестр. Это очень важно!

Поделиться
Заметили ошибку?

Пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter или Отправить ошибку

Добавить комментарий
Всего комментариев: 0
Текст содержит недопустимые символы
Осталось символов: 2000
Пожалуйста выберите один или несколько пунктов (до 3 шт.) которые по Вашему мнению определяет этот комментарий.
Пожалуйста выберите один или больше пунктов
Нецензурная лексика, ругань Флуд Нарушение действующего законодательства Украины Оскорбление участников дискуссии Реклама Разжигание розни Признаки троллинга и провокации Другая причина Отмена Отправить жалобу ОК
Оставайтесь в курсе последних событий!
Подписывайтесь на наш канал в Telegram
Следить в Телеграмме