Дело об отравлении

Первая премьера нового сезона в Национальном театре имени Ивана Франко —«Ромео и Джульетта» Шекспира (режиссер Валентин Козьменко-Делинде). «Вердикт» малоутешителен: неудача, пролет мимо кассы и повод для «разбора полетов».
Джульетте не хватило яду. «Все выпил сам, а мне и не оставил!» (перевод Б.Пастернака). И тогда, как известно, она впилась ему в губы, чтоб нализаться отравы. Но все равно доза оказалась мала, поэтому в ход пошел нож…
Мне уже не хватало ни силы, ни долготерпения. Насколько затянется эта пытка «искусством»?» Все равно досидел, поскольку на улице не шептала погода (дождь как из ведра). Посему хоть будет о чем написать.
…Театральный круг (так называемые вечные «премьеросмотрители») пригвоздил премьеру к столбу порицания — «ужас, провал!». Но, право, возмущенные еще больше удивляют наивностью ожиданий, чем театр-производитель — спорной продукцией. Неужели к перманентным фиаско в театральной столице трудно привыкнуть? Неужто здесь сплошные победы, бруки, стреллеры, маркзахаровы, а не «черти из табакерки» или очередная «халепа»... Что так облом, что эдак. «Что тот барон, что этот». «Ромео и Джульетта» франковцев — заурядный, не сенсационный промах. Подобного — пруд пруди в ближайших околотках (в местных репертуарах). Спектакль франковцев очевидно дилетантский, напичканный расхожими банальностями (о них ниже) и апеллирующий уж не знаю к чему… Но точно не к голове и сердцу, скорее к тому, что ниже пояса.
Но вот когда в связи с пустотой начинают еще и «концепции» из пальца высасывать (ах, это, долж­но быть, об обреченно-бездушном компьютерном поколении, о смерти без любви!..), тогда беру слово: «Молчать!» Дело же не в трактовках (кого б удивить?). Ставь хоть о джедае, хоть о потерянном хоббите, пытаясь ретранслировать «это» на Шекспира, Ретленда, Пембрука… и прочую возможную «автуру» шедевра («Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет»). Вопросы в контексте «измов» только к степени мастерства и адекватности сценической адаптации того или иного «концепта» (так называемым «авторским переосмыслением хрестоматийного текста» сегодня не удивить даже театрального олигофрена).
Возможно, я попал на «неправильный» спектакль о Ромео… Но, размечтавшись, представил, что на этой постановке, как в кино, вдруг пропадает звук… (это было бы благом с учетом катастрофичной сценречи актеров). И что тогда вижу? Действо (без звука) проистекает вроде бы и не в солнечной Италии (как писал Пушкин в связи с пьесой «…с ее климатом, страстями, праздниками, негой, сонетами»), а в… сожженном борделе. Темнота кромешная. Вроде «все дотла». На сцене, как на концертах Пугачевой, — бедный «черный кабинет» (такой себе масштабный dark room). Еще пустая пивная бочка — она, как известно, гремит (это полная молчит). Еще (справа) обитый дешевой «вагонкой» балкон (и на что, спрашивается, потратили деньги «Лукойла»?). И зеркало в центре — единственный вариативный образ в интерьере (можно решить, будто Джульетта, как Алиса, живет в Стране Чудес, но она, повторюсь, все-таки живет в борделе). На фоне подозрительного минимализма персонажи выходят в нарочито мерзостных пышных и возбуждающих платьях. Обмениваются томно-пошлыми взглядами. И еще пытаются навязать зрителю откровенно развратную манеру поведения (цена за эти попытки — десять гривен на вокзале). Все как в известных заведениях… Ни тебе шекспировской легкости, ни тебе витальной оптимистичности (то, что отличает первую часть шедевра, согласно всем теоретикам во главе с А.Аникстом). Избрав траекторию порока, «авторы сценария», очевидно, должны были идти до конца (по примеру методик А.Жолдака) — и тогда спрос иной, если бы совсем откровенно играли разврат, а не «любовь молодежи». Либо стоило спохватиться, так как все-таки решили двигаться поступательно вдоль текста, возбуждая по пути формальные изыски, которые со стороны выглядят не то чтобы бессмысленно, а примитивно. Вроде тех, когда при первой встрече с возлюбленным Джульетта задирает юбку под таким градусом, что видно больше, чем полагается. Или «оригинальный трюк», когда кормилица (С.Прус) — вроде как опекающая 14-летнюю девочку — запускает уже под свой подол эскадрон друзей Ромео... И я, извините, могу только догадываться, какие «манипуляции» они производят, так как выползают оттуда наши ренессансные герои довольными и разгоряченными…
Силы небесные, подумалось мне на спектакле, ну если такая… ну, в общем, кормилица… учила уму-разуму юную героиню, то из нее должна была «воспитаться» не Джульетта, а Пышка! Монах (В.Мазур), соединяющий сердца влюбленных, тоже подан своеобразно... Должно быть, это забулдыга и пьяница, поскольку его «жилплощадь» — та самая бочка, а он вроде вечно под градусом и даже розу белую с черной жабой (не только Ромео с Джульеттой) всегда готов на земле повенчать. Джульетта (А.Савченко), воодушевленная свиданием с милым, начинает тараторить «приди, приди Ромео!», при этом (на авансцене) демонстративно скользит ладонью все ниже — «туда»… Не терпится должно быть — ни девочке, ни режиссеру. Ну и, само собой, на сцене регулярно падают, часто кувыркаются, подолгу валяются, глупо таращат глаза… Кто играет лучше других? Ступка-средний (Остап). Но и это не самое большое его достижение. Так как здесь особенно и не с кем соревноваться.
Очевидно, я излишне ретроградный рецензент. Однако по-прежнему, по старинке упрямо верен… Не стоит брать ни ту, ни другую великую пьесу ради ритуальной галочки в афише. («А мы опять отметились Шекспиром!») Нечего сказать (а только хочется «показать» то, чем уже никто никого не удивит; тогда помолчите — сегодня много работы в рекламах и сериалах. Все эти «опыты» пошловатых деконструкций рождают лишь глухую тоску по классической реконструкции. Хочется, чтобы пришел наконец кто-нибудь откуда-то (возможно, с небес) и показал, как настоящие артисты должны на сцене ходить, сидеть, веселиться, целоваться, умирать... Потому что так, как сегодня ходят, веселятся, целуются и умирают в большинстве наших спектаклей, —так не бывает на свете (прости меня, постмодернизм). Тоска по театру правдоподобия (или жизнеподобия?) чем дальше в лес — тем неизбывней. Как эхо памяти о подлинниках... И попав однажды на реалистическую «Вассу Железнову» в напрасно презираемом МХАТе имени Горького с Дорониной (постановку этой пьесы, кстати, когда-то планировал и Делинде с Татьяной Васильевной), пребывал сначала в растерянности, затем в умилении. Неповторимое удовольствие слышать живую человеческую речь и наблюдать за естественными реакциями, а не за этим… повсеместным сценическим безобразием. Тем, во что превращают и классиков, и современников, и актеров, и дирижеров. «Не ходи в Дербент, Сухов! Не стоит!» Это к тем, кто, не стучась в двери, взламывает замки.
Да, и в театральном производстве случаются недоделки и брак. Когда такое происходит, например, на молокозаводе — потребители травятся, потом подают в суд, об этом трубят газеты… И в театре бывает: не получилось, не сложилось, вечная нехватка репетиционного времени, спонсор поджимает… Так остановите. Законсервируйте. Перенесите. Объясните... Когда-то в БДТ Чхеидзе ставил Шекспира и очень долго репетировал, а потом понял, что не получилось, — и закрыл готовую премьеру. Вот это мужество. Это поступок. Нашим же, видимо, еще очень многому надо учиться, учиться, учиться… (ленинскими тезисами после этих зрелищ заговоришь). Не помню точно, кто объявил, будто у нас лучшее в мире театральное образование (очевидно, юбилей вуза отмечали...) Но оно худшее. Почти преступное. Молодых людей, очевидно, только и обучают открывать рты, но не способны объяснить, с какой целью и в каких случаях это следует делать. Сценречь скверна — какой там шекспировский слог. Из их уст даже пейоративную лексику не разберешь. При том, что Б.Ступка пригласил в труппу не самую бездарную поросль. Среди них есть обнадеживающие имена, и некоторые уже активно пытаются себя проявить. Но, например, у молодого человека, который играет Ромео (Д.Чернов), уж точно во лбу «звезда» горит: любит любить на сцене только себя, а на джульетт ожидаемых искренних эмоций не остается. Джульетте (А.Савченко) — милой, очаровательной девушке с роскошными волосами — надо бы объяснить, что ее хотят расслышать и на галерке, а для этого нужно еще много над собой работать… Только с кем? О хороших режиссерах-педагогах не только в этом театре тщетно мечтать. В местном театральном порой такому обучат, а потом еще и матом обложат (чему есть документальные подтверждения даже в Минкульте) — сохрани вас Господь! Ценные «кадры», как я понимаю, распылены, разорваны на части «кульками» или другими сомнительными образовательными учреждениями. А здесь нужно «не сажать, а взращивать», как писал Товстоногов. Перенести на другую почву можно все что угодно. Только что вырастет, если не поливать? Когда вижу на фасаде уже конкурирующего театра вывеску «…в спектакле заняты будущие звезды театрального Киева!», то уже не прошу, а умоляю: не надо нам «будущих», вы сначала с «текущими» разберитесь! А то ослепнуть от вашей бездарной «звездности» можно.
…Глубокопочитаемого Б.Ступку, конечно, сильно подставили. Так и не стоит подставляться: видели глаза, что выпускали. Премьера-то, не сомневаюсь, планировалась как программная и презентационная. Вот, мол, придите и посмотрите, какая одаренная «молодь» придет на смену старикам! И это было особенно важно закрепить после резонансной волны успешной «Наталки-Полтавки» (да еще с учетом того, что за спиной худрука, как известно, круглые сутки «точит ножи» и плетет бесконечные сплетни неугомонная «фронда», а тем только дай ин­форм­повод — даже в Америке узнают, как здесь «не так»). Но ведь и молодежь подставили тоже. Что ж с них, зеленых, взять? Котятами тыкаются-мыкаются… Будто ищут спасительную грудь… А их под полу няньки-куртизанки загоняют!
…Инъекции мнимых (и ленивых) «новаторств» способны отравить молодую труппу похлеще, чем любая заразная нечисть. Раз с Шекспиром позволено «и так сойдет», то что взойдет на этих дрожжах, когда будут дробить по косточкам репертуарных кормильцев калибром помельче? Дело же не в том, «удача или неудача» (эти определения — вечная относительность), суть в тревожном ощущении ложности пути и подмены… Словно нечто настоящее перестал излучать, в общем, талантливый постановщик Козьменко-Делинде, показав гремучую смесь охлявшего «евростандарта» со скверным ТЮЗом. Любые его сценические движения не продиктованы мотивацией чувств — да этого сейчас и не требуется. Делинде, правда, все же интеллигентный человек и в какие-то переломные сюжетные моменты укрощает свою уставшую фантазию, прекращая искусственно «взбадривать» текст. Но «Ромео и Джульетта» — все равно его худший спектакль из когда бы то ни было поставленных в Киеве (почти шедевром по сей день считаю «Сни за Кобзарем»). И он, уверен, это понимает лучше меня, посему эмоциональность изложения обязан принять. Он также понимает, что режиссура — это пот и озарение... Если этого нет, значит есть единственный выход — забыться, закрыться, влюбиться и репетировать до тех пор, покуда великая строка не обретет изгиб упругий очертанья на подмостках… (довели-таки до дилетантской «поэзии»!). Ведь театр — как Женщина (как Джульетта)… Как ты к ней, так и она тебе ответит.