АЛЕКСАНДР ДОЛЬСКИЙ: «МОИ ПЕСНИ ПРИГОВАРИВАЛИСЬ К СТИРАНИЮ»

Сложно, очень сложно создать в многотысячном Дворце культуры «Украина» атмосферу «доперестроечных посиделок». Атмосферу, в которой «чуть охрипшими голосами» вся необъятная страна пела: «Мне звезда упала на ладошку. Я спросил ее, откуда ты?» Не сразу Александру Дольскому это удалось. Первая исполненная им песня «Прощая XX век» была, конечно, интересной, но все же чуточку не той, которую ожидал зал. Но потом... Зритель в зале сидел особый, редкий, не облаченный в парадно-выходные спортивные костюмы. На Дольского пришла киевская интеллигенция, передовая и прогрессивная, но, вместе с тем, ностальгируюдцая по тем временам, когда главным было не как прокормить семью, а как «любить и быть любимым». В этот вечер состоялась встреча с молодостью. И разве важно, в конце концов, что она на этот раз перенеслась во Дворец «Украина»?.. Да простит меня Александр Александрович за то, что в интервью есть отдельные фразы, произнесенные им в концерте. Просто хочется, чтобы его услышало больше людей, чем смог вместить Дворец культуры «Украина». После концерта во Дворце «Украина» Сан Саныч с удовольствием согласился дать интервью для нашей газеты.

- Сан Саныч, часто ли у вас бывают такие большие сольные концерты? Как вам сейчас работается?

- Я понял, что одно дело - написание песни, другое дело - ее участие в самом концерте. К сожалению, получается, что круг исполняемых песен ограничен по сравнению с тем, сколько их пишется. У меня есть совсем новые песни, которые я на концертах не пою -тяжеловато для публики. Все-таки, когда в зал приходят люди по билетам, должен быть какой-то праздник, отдых, какая-то радость. А если я пишу некоторые свои изыскания по философии и в особой непривычной форме делаю вещь, то я это в концерт не вставляю. (Я делюсь профессиональными секретами.) Поэтому часто приходится из старых песен что-то брать. Но я в старых тоже многое изменил: это не новые, по существу, песни, но новые для концерта. Что касается частоты выступлений, то, может быть, по сравнению с какими-то годами я выступаю и реже. В начале 90-х, скажем, я вообще почти в России не давал концертов. Только в Америке, Израиле, Германии, Австралии... А сейчас настало какое-то иное время: я опять чаще здесь выступаю, в России, в Украине. Хотя Украина теперь - отдельное государство, но я говорю «здесь», потому что Украина для нас - такая же родная.

- И что вы думаете о нашем разводе?

- Я, конечно, соблюдаю, так сказать, субординацию, но я уверен, что это дикое размежевание пройдет. Да, конечно, Украина должна быть самостоятельной, но она для нас в России не становится менее родной.

- На мой взгляд, ваше творчество не вписывается полностью в жанр авторской песни. Как бы вы сами определили, в каком жанре вы работаете?

- А что, собственно, называть жанром авторской песни? Если назвать то, что делаю я, авторской песней, тогда другие все не вписываются. Я не стремлюсь соответствовать жанру, это как Бог на душу положит... Я просто занимался стихами, музыкой, по-актерски что-то стало само собой получаться. Мне кажется, что у каждого из авторов, более-менее разработанных, свой жанр. У Высоцкого, у Окуджавы... Вы ведь тоже отличаетесь от бардовского жанра, я вас слушал, ваши стихи совершенно не вписываются в авторскую песню! Я вообще в этой среде по пальцам могу перечесть тех авторов, которые за глаза не говорили обо мне плохое...

- Перечтите их по пальцам!

- Ну, вот вы, например, киевляне. Юра Колесников, Володя Высоцкий, Галич. Даже Юра Визбор был грешен. На одном концерте он сказал, что Саша:- «ну, ничего, только шоколаду много». А сам песни мои пел, между прочим. А сладким он называл такое вот совершенство формы...

- Ну, это он по-доброму говорил, наверное?

- Нет, он упрекал меня. Не знаю, я совершенства вообще не понимаю. Мне так объяснили большие знатоки поэзии, что мои стихи изящны, относятся к изящной словесности. Наши питерские тоже против меня что-то имели, многие грешили... Я вспоминаю, как на концертах в некоторых клубах песни мне присылали на сцену какие-то приговоры судов. Да-да, приговоры моим песням! Они приговаривались к стиранию. А в Москве что сделали? «Похоронили» Розенбаума в гробу!

- Ну да, они сначала вам устраивали такое (КСП - клубы самодеятельной песни), а потом - Розенбауму.

- Он меня очень выручил в этом отношении. Когда он появился, всю агрессию на себя принял. И они меня позабыли. Я Сашке благодарен за это. А вообще, все авторы плохо знают друг друга, недооценивают. Все, За исключением меня: я всех люблю и всех понимаю. А остальное так: мои стихи - это да, а у других - так себе. Непонимания хватало даже по поводу того, чта я всегда выходил на сцену в чистом костюме и при галстуке.

- Как называется ваша книжка прозы, которая у вас в руках?

Я вообще говоря, еще не знаю, что это такое я написал. Надо отдать кому-нибудь почитать, чтобы он потом мне все объяснил. Здесь какие-то отрывки моей биографии, называется это все «Я пришел дать вам выпить, или Как я был Александром IV». Книжка вышла совсем недавно, мне принесли пока один экземмпляр, который я привез в Киев похвастаться перед друзьями.

- В одной бардовской антологии написано, что вы начали питать песни еще в 49 году.

- Может быть, я уже не помню. Я начал с того, что писал песни на готовые стихи - Есенина, Пушкина, Лермонтова. Я помню даже свои мелодии детские. Наголо остриженный, такие уши - десятилетний пацан... Такой возраст был, Есенин нравился.

- Ваша гитара звучит, как оркестр. Кто сотворил такое чудо?

- Очень хороший мастер, здешний, из Чернигова, Павел Иванович Ищенко. У меня три гитары, но эта - самая лучшая. Я сюда самое лучшее всегда вожу. Она очень полетная, эта гитара. Он сам не понял, что он сделал.

- Какие впечатления на вас произвел в этот приезд Киев?

- Киев я очень люблю. Хотел бы раз в год сюда приезжать! Поверьте моему глазу, у меня глаз очень наметанный. Да и вообще я - ведьмак. У вас будет очень хорошо. Вы обгоните нас, у вас будет лучше, чем в России. Украина - потрясающая страна! Никто на Крым зариться не будет. Это могут сделать только дураки, если придут к власти. Но я думаю, у нас все-таки не допустят дураков. Бандитов - да, их много, но дураков не допустят. Украина - самое лучшее славянское место!

- Так было до Чернобыля... Но в отношении духовной жизни вы же помните, что Киев раньше в идеологическом смысле был городом очень душным. Здесь живое слово душили гораздо сильнее, чем во всех остальных культурных центрах Союза. Наша публика сегодняшняя уникальна, она настолько изголодалась по искусству, что так, как ходят на концерты и в театры в Киеве, не ходят нигде.

- Да, это потрясающий город! А организаторы нашего концерта - просто молодцы.

- Вы знаете, театр «Академия» очень избирателен в своих приглашениях. И меценаты, которые помогают театру проводить концерты, обладают тонким интеллигентным вкусом. Это и генеральный спонсор цикла концертов «Элитарные встречи» банк «INKO», «ВА-БАНК», «АНТАРЕС» и «Транскредобанк», и, конечно, постоянный спонсор театра фирма «ПРОМИС». Но вернемся к вашему творчеству. Расскажите о кассетах, которые вы привезли.

- Я никогда еще кассет сюда не привозил. В последнее время я иногда выпускаю их. Дело в том, что ко мне Стали обращаться с предложениями. Я как-то сначала соглашался, а потом, когда доходило дело до договора, чувствовал, что меня хотят обмануть. Жена всегда говорит: «Ты посмотри, что тут написано!» Ужасно опасное дело, я никому не доверяю. Если вы увидите, что кассеты мои где-то продаются, никогда не покупайте, потому что я никому не даю согласие. Есть маленькая студия в Питере, где я записываюсь и к концертам специально готовлю какое-то количество кассет - вот и сюда приволок. Да, вы правы, у вас интеллигенция лучше, чем в Сан-Франциско. А в Париже вообще - такое хамло! Да, так вот, на каждой такой кассе-точке все проверено, запись хорошая, пленка отличная, четыре разных программы по полтора часа. Первые две - это ранние мои песни, там и лирика, и джаз, и смешные. Первая кассета называется «Звезда на ладони», вторая - «Господа офицеры». И две более поздних кассеты, одна называется «Мой Петербург» и состоит из трех пластинок, которые были записаны на фирме «Мелодия» в 90-м году, но не вышли, в России не было ни одной! Самая лучшая из этих трех пластинок появилась небольшим тиражом в Украине - это песни 80-х годов, там и лирики много, и джаза, и есть ряд социальных песен, за которые меня выдвигали кандидатом в народные депутаты СССР. В итоге на мое место выбрали Собчака. Самая последняя кассета называется «Прощай, империя!» - это песни 90-х годов и ранние-ранние песни, которые я почти не пел. Я эти ранние песни сейчас вспоминаю, потому что лет семь назад мою поэзию стали изучать в некоторых российских школах. Не из-за того, что Сидоров, министр наш, приказал. Сами берут, и сами изучают.

- Когда вы исполняете свои джазовые песни, вы производите впечатление человека-оркестра.

- Джазом я занимаюсь с детства, даже играл когда-то в профессиональном джазе. В частности, когда я жил в Свердловске, в десятом классе на каникулах меня встретили джазисты и сказали: «Давай к нам! У нас гитарист уволился». А гитариста звали Владимир Мулявин, представляете? Потом в институте играл, в Уральском политехническом, а когда в авторской песне появился с джазом и рок-н-роллом, на меня как начали давить мои барды! А потом и гитара, и джаз помогали мне обходить цензуру, когда мы легализовались, стали в Ленконцерте работать, Юра Кукин в 75-м году, я - 76-м. На нас тогда напустили цензуру в виде худсовета. Если спеть в джазовой манере «Мы плохо живем», то худсовет пропустит, подумает, что это про любовь, ничего страшного. Я тогда придумал очень изящный прием: если я хочу, чтобы моя песня прошла худсовет, нужно сделать длинное вступление на гитаре. Они слушают секунд двадцать, а им слова нужны, они же слова запрещают, а не музыку. Кто-то показывает новые туфли, кто-то профсоюзные ведомости заполняет, кто-то журнал читает - и тут я начинаю петь, причем, бассановочку такую, не сразу разберешь. Так и обходил цензуру.

- Расскажите о своей дружбе с Аркадием Райкиным.

- В 79-м году я начал работать в театре у Аркадия Райкина. Кто я для него был? Ведь это же чудо: казалось бы, я - посторонний человек, он не превозносил мои песни, не слушал их днями и ночами, а я почему-то чувствовал от него такую любовь, которой я, может быть, не заслуживал. Если бы не он, ни одна моя пластинка не вышла бы, он хлопотал, какие-то письма писал. Я даже не просил его, он сам это все делал. Когда мы на поклон выходили в конце спектакля (а спектакли его шли не меньше трех часов, и он все время почти был на сцене, а он был болен уже), я крайним слева выходил, а он был в центре, я видел его профиль, видел его глаз - он был смертельно уставшим. Я понимал, что ему осталось очень недолго.

- Вы можете вспомнить что-нибудь смешное из нашего кинематографического прошлого?

- Однажды меня пригласили вместе с Макаревичем на съемки фильма, режиссером которого был бывший муж Пугачевой - Стефанович. Я пришел на съемки - смотрю, все пьяные там, а я уже давно не пил. Я вообще-то не против, но не на производстве - мне это не понравилось. А потом на пробах я должен был разговаривать с девушкой, а Стефанович мне говорит: «Ты на нее разозлись и гитарой на нее замахнись вот так!» Чтобы музыкант замахивался гитарой? Я отказался, а Макаревич стал сниматься. Я ничего против него не имею, у него про поворот очень славная песня...

- Каким ветром вас занесло в Свердловск, простите, Екатеринбург?

- Я сам из Петербурга. Но мама моя закончила балетную школу и поехала в оперный театр в Свердловск. Я первый раз вышел на сцену в том же оперном театре, когда мне было 9 лет. Я пел в хоре мальчиков в «Пиковой даме» и в «Кармен». Должен сказать, что Чайковский более гуманный композитор, чем Визе: у Чайковского дети поют только в первом действии, а у Визе --.ив первом, и в последнем, приходилось находиться в театре до 12 часов ночи. Потом я учился в Уральском политехническом институте, там же, где Ельцин, на том же факультете, и, о ужас, по той же специальности. Раньше я этим гордился, а сейчас - не знаю... Самодеятельность там была просто фантастическая! Из Уральского политехнического вышло огромное число художников, поэтов, музыкантов, артистов, политиков! Рыжков там учился, Бурбулис - это ужас!

- У вас трое сыновей. Расскажите о них.

- Старшему - 17, учится в Медицинской академии. Среднему - 16, он - очень талантливый художник, к тому же, поет и пишет. Ну, а младшему - всего 11, он еще не определился в своих устремлениях.

- Раньше на гастроли с вами ездила жена. Где она сейчас?

- В вестибюле Дворца «Украина», помогает продавать мои книги и кассеты. Я ведь работаю без директора...

- Я всегда с удовольствием хожу на ваши концерты. Спасибо вам за сегодняшний праздник.

- Мне очень приятно слышать такие слова от коллеги - это бывает так редко!